Клаус опять перевернул меня на бок и похлопал по спине.
– Ле-ра, – прошептала я одними губами.
– Леру – в интернат, – бескопромиссно ответил Клаус.
Ладно, тут я с ним согласна. А вот говорить ли супругам Чи о том, что совершила их ненаглядная дочка? Они же… Я представила добрейшую Ираиду Степановну и ее увлеченного рисовода – растерянными, недоумевающими. Их мир рухнет в одночасье.
– Вот только, – продолжил секретчик, – посол работать, как прежде, уже не сможет.
Да. И тут согласна. Мы с Барбозой на удивление одинаково видим перспективу.
– Послу – не скажем, – прошептала я.
– Значит, руководству доложишь сама по возвращении, а пока придерживаемся версии, что Петров порвал ассей случайно. А теперь ешь дальше.
Мне заботливо подали трубочку, вставив ее в контейнер, и со второй попытки я даже ухватилась за нее губами. Хотя… Есть еще один вариант – выйти на связь с орбиты. Но для этого надо… А надо ли?
Увидеть Андерсена хотелось, даже очень, но не в этом же теле, так его и разэтак!
– Надо будет внушить ту же мысль и Петрову, – раздумчиво продолжал секретчик, наблюдая, как я равномерно глотаю смесь номер два. – А то неизвестно, что в его башку втемяшится…
Неизвестно и другое. Как он среагирует на появление на Мьенге собственной дочери?
– Хорошо, если бы ты с ним пообщалась до того, как он вернется в Ри-ен, – Барбоза словно ловил мои мысли! – Конечно, в беспамятстве я его туда не потащу… Слушай, а может, отправить его на корабль? Нет, нельзя… Ему нужен свет Ассына… Вот что нам, разорваться?
Именно. Четырнадцать гениев, из которых условно доверять в плане дисциплины можно только Тане. И беспомощный Петров, которого тоже нельзя бросать в одиночестве. Действительно, отправить бы его к Юджину…
– Но вообще мы с тобой молодцы, – заявил самодовольно Клаус. – Такое дело провернули.
Да… Мы… провер… ну…
– Эй, эй, ты чего удумала? Спать потом будешь!
Он говорил тихо, но прямо в ухо, а ведь Маша у нас стопроцентная аудиалка. Взбодрилась сразу. Хотя слабость никуда не делась, мы с телом засыпали, а не проваливались в беспамятство. Что само по себе радует. Я заставила руку подняться и вытащить изо рта трубочку. А еще невыносимо хотелось зевнуть – полной грудью – вот только вышло слабо и совсем не глубоко.
Секретчик с минуту посмотрел на мои потуги, а потом вынул откуда-то инъектор. После укола в плечо я еще пару раз зевнула безо всякого удовольствия, а потом задышала размеренно и спокойно. И даже почувствовала силы на целое предложение:
– Твоя вторая специализация – медик?
– Не, нахватался того – сего по верхам, – ответил он. – Когда долго живешь на базе, где каждый второй дохнет от черной плесени, поневоле начинаешь интересоваться…
– Ты был в экспедиции к системе гамма Лиры?! – едва не задохнулась я, чуть не сведя на нет его усилия.
– Послали, – небрежно пожал плечами Клаус.
Это было, когда я только начала работать в Управлении. Еще до эпохи Великих Астрономических открытий в созвездии Лиры обнаружили планету, по внешним характеристикам очень схожую с Землей. Но в те времена исследовать ее было невозможно. И вот, когда перед всеми нами замаячила угроза полного истощения ресурсов, в отдельных светлых головах расцвела идея переселить часть землян на планету, высокопарно названную Новой Христофорией. Правительство снарядило экспедицию под руководством Генри Нильсона, и все мы с трепетом следили за каждым выпуском новостей, где сообщали о реализации этой смелой идеи.
Сначала все шло хорошо. Первопроходцы обследовали Христофорию, признав ее годной для жизни. Правда, было не до конца понятно, как там возобновляются запасы кислорода, ведь никакой растительности на планете не было. Но Нильсон уже привез туда семена трав, злаков и саженцы земных деревьев, так что все – включая Правительство – проявляли неумеренный оптимизм.
На третий год члены экспедиции засеяли семь экспериментальных площадок злаками и ждали урожай. Параллельно строился город для первопоселенцев, люди уже записывались в очередь, и число желающих только в первые сутки перевалило за миллиард. И вот тут-то и пришло известие о первой смерти – погибла Анна Керк, ксенобиолог. Почему-то причиной сочли острую анафилактическую реакцию на внеземной аллерген.
Но когда стали умирать один за другим остальные члены экспедиции… Вся Земля не отходила от визоров во время трансляций из Координационного центра. А причина оказалась до смешного банальной, с саженцами и почвой Земли на Новую Христофорию попали споры черной плесени. Условия для них там оказались еще более идеальные, чем для людей. Плюс отсутствие естественных сдерживающих факторов – других грибов.
Но пока удалось в этом разобраться, от экспедиции осталось едва ли пара десятков человек – а летели-то девяносто восемь! Особая Комиссия закрыла планету на карантин, потому что к моменту отлета выживших черная плесень стала доминирующим видом растительности Новой Христофории. Теперь раз в два года ее целиком обрабатывали фунгицидами, но плесень каждый раз демонстрирует свою живучесть. Правительство в полном составе ушло в отставку, Нильсон спустя пару лет по возвращении разбился на каре, а про остальных членов столь бесславно закончившейся экспедиции больше никто ничего не слышал.
Трудно поверить, но рядом со мной человек, вернувшийся с Новой Христофории живым!
– Клаус, как же так? – я опять едва не задохнулась. – Почему никто не понял, что люди умирали от банального аспергиллеза? Столько надежд, столько жизней – и все зря?!
– Искали местную угрозу, у врача даже не было… этого… лабораторного… диагноста, чтобы определить причину, – философски вздохнул он. – Волноваться вредно, давай-ка поешь.
– Но, Клаус, как же так вышло?!
– Доверили подготовку энтузиастам, вот так и вышло, – сердито прошептал секретчик. – Толком не продумали, решили, что все так просто – «и на Марсе будут яблони цвести». Ешь.
Эмоции выпили немало сил, и я утомленно прикрыла глаза. Все равно не понимаю. При чем тут Марс, какие яблони? Почувствовав у губ трубочку, открыла рот и стала медленно глотать.
– Энтузиасты, безопасница, это такие обаятельные сволочи, – задумчиво продолжил Клаус. – Ты смотришь на него и веришь, потому что он сам искренне верит себе. Но стоит ему допустить в своих планах малейшую промашку, как все вокруг рушится, словно карточный домик. Запомни мои слова и держись подальше от энтузиастов. Уж лучше зануды-научники навроде папы Чи…
А он не путает энтузиазм с преступной халатностью? И говорит с такой горечью… Интонация-то понятна, но вот смысл опять ускользал. Я вынула трубочку и прошептала:
– Клаус, я тебя не понимаю… Какой домик? Из карты?
– Мария, я сказал тебе – ешь, – строго ответил секретчик.
– У нас договор – я ем, ты рассказываешь, – напомнила я ему. – А ты не рассказываешь, ты как с другой планеты… И переводчик сломался…