— Ладно, — согласился Алесь и принялся разматывать пояс.
— Ты что это удумал? — насторожилась Воста. Милава вспыхнула.
— Так я это… Рану показать, — растерялся сын старосты, переводя взгляд с одной девицы на другую.
— Да ты все не уймешься, как я погляжу! — зашипела Воста.
— Да нет, я ни об чем таком и не мыслил. — Свел домиком русые брови Алесь, наспех смотав пояс.
— Как же, как же — знаем! — закивала она.
— Воста, будет тебе, — спокойно сказала Милава. — А ты, Алесь, сядь. И штанов не снимай.
Сын старосты повиновался. Ворожея подошла ближе, присела подле. Краем глаза заметила, как тот пошел багровыми пятнами, усмехнулась. Ткань в месте ранения сильно разошлась, но все равно недостаточно, чтобы рану обработать. Милава потянула за края — холщовка затрещала.
— Лучше бы я просто закатал штанину, — вздохнул Алесь.
— Ой, прости, — повинилась Милава. Воста многозначительно засопела.
— Будет, — усмехнулся сын старосты.
Скоро рана была промыта. И ворожея принялась ее обрабатывать.
— Что-то не уразумею я никак: как это он тебя так поранил? Вроде и не укус, больше на порез походит…
— Сам не углядел. Небось от когтя.
Милава пожала плечами и приложила разжеванный лист. Покуда заматывала, Алесь с нее очей не сводил. Девица всей кожей это чуяла, но головы так и не подняла. Понадеялась, что не приметит он в неверном свете костра, как ее щеки запылали. Да что ж такое с ней нынче? Никак совсем умом тронулась от долгого сидения в яме. Он ведь мерзотник! Над Востой снасильничать хотел да пришибить после. Вот только как заставить сердце биться реже?
— Ну, куда дале? — пресным голосом поинтересовалась Воста. Она сидела подле и длинной палкой шевелила угли. Однако не сводила бесцветных очей с Алеся да Милавы, кривовато усмехаясь. Точно ведала, точно чуяла, что у подружки на сердце творится. Ворожея поспешно, слишком поспешно отстранилась от сына старосты. — Не станем же мы здесь ночевать, волколака дожидаться?
— А давай-ка, Милава, я тебя до хаты провожу, где б ты ни жила. Рана моя больше не ноет. Ну, а по дороге и Восту доставим к батьке да мамке.
— И не стыдно тебе будет в очи батьке моему глядеть? — окатила его ледяным взглядом смуглянка.
— Повинюсь да любое наказание, что он посчитает должным, вынесу.
— А коли он забить тебя пожелает?
Алесь глубоко вдохнул и выдохнул.
Милава, к радости, приметила, что корочки с его гнойников местами отвалились, да ни рубцов, ни отметин не осталось. Видать, совсем недуг отступил.
— Нет уж, — опередила молодца Воста. — Иди-ка ты к своему батьке да отсиживайся у него за пазухой, а мы и без тебя справимся. Правда, Милава?
Ворожея замешкалась с ответом. Зато у Алеся нашлось об чем молвить:
— И не мысли — не стану я защиты у батьки искать. Ежели ты думаешь, что я сын старосты и этим прикрываться стану, то сильно ошибаешься. Уж коли сотворил я зло, так мне за него и отвечать.
Воста хмыкнула и закатила очи:
— Только болтать и горазд.
Милава поспешила вмешаться, покуда беседа до ругани не разрослась:
— Нет, Алесь, не могу я покамест в хату вернуться. У меня еще одно дело имеется, — молодец ждал ответа, пристально глядя на девицу. От этого его взгляда снова бросило в жар. — Мне к бабке надобно.
— К Кукобе, что ль? Это еще зачем? — насторожился Алесь. Но то был скорее интерес, нежели страх. Ворожея про себя порадовалась. Неужто молодец унаследовал ясность разума от батьки? И тут же осеклась. Нет, конечно, нет. Иначе не стал бы слабостью девицы в лесу пользоваться да с камнем на нее кидаться! Хотя он же вроде признался, что точно не в себе тогда был, да запамятовал… Нет, такое не имеет оправданий, просто не может иметь.
— Бабка у нее помирает, иль неведомо тебе? Чурбан! — разозлилась Воста. Но Алесь даже не поглядел на нее. Словно зарок себе дал — пропускать мимо ушей все ее колкости.
— Помочь ей надобно, — мягко пояснила Милава.
— Как это помочь? — не понял молодец.
— Палкой добить! — бросила Воста. — Иль каменюкой, так, как ты со мной поступить хотел!
— Ну, будет тебе, милая, — как можно нежнее обратилась к смуглянке Милава.
— Ты что ж, его защищаешь?
— Нет. Но ведь он повинился пред тобой. И от волколака бросился оборонять нас, себя не жалея. Неужто никогда его простить не сможешь?
— Делай, как ведаешь, Милава. Только я ему все равно не доверяю, — Воста поджала губы и смолкла, точно навсегда.
Сын старосты виновато поглядел на ворожею и сник.
— Разумеешь, Алесь… — замялась ворожея, подбирая слова, — ты ведь ведаешь, кто моя бабка?
— Ведьмарка? — оживился молодец, взглядом благодаря девицу, что перевела беседу в иное русло.
— Так. Да не просто ведьмарка, а черная.
— А еще и другие бывают?
Ворожея кивнула:
— Бывают наделенные силой, что светлым путем следуют.
— Так ты, стало быть, из таких? — Алесь так и буравил девицу очами, переполненными небывалым интересом.
Милава замотала головой:
— Не. Я только лекарить умею да поворожить немного, — закраснелась девица. Очи Алеся стали еще шире. Как бы не спугнуть его такой правдой. — Вот мамка моя, та знатная ведьмарка была. Но она от черной стороны дара вовсе отказалась. Потому и ушла в Навье спокойно. А бабка моя ведьмарка черная. С темной стороной в дружбе завсегда жила. Потому уйти может, только ежели свою силу кому-нибудь передаст.
— Так ты ее наследница, значится? — догадался сын старосты. Милава ожидала, что молодец вот-вот наутек бросится, но тот только чаще захлопал глазами. — Вот это да!
Воста ворочала угли, но напряжение в осанке выдавало: она внимает каждому слову.
— Ежели не приму ее силу, то иссыхать станет да на селян свою боль перекидывать, покуда совсем деревню не изведет.
— А когда силу ее примешь… — замешкался Алесь, — ты тоже черной станешь?
Милава пожала плечами и тяжко вздохнула. Огонь становился все меньше, точно таял.
— Точно я не ведаю. Мамка моя сказала, что с черной стороной примириться можно да во благо людям направить, — ворожея поглядела в глаза Алесю и точно дала ему обещание: — Я буду очень стараться. Ибо не станет мне на этом и том свете места, коли я супротив живого пойду.
— Я мыслю, что у тебя все получится! — Милава дрогнула, когда Алесь взял в свои мозолистые руки ее ладошки и сжал, точно пытался помочь.
Надо ж, какие синие у него очи. Даже в слабых бликах костра, пожираемых темнотой, приметно, как они чисты. Неужто такие очи могут быть у злодея? Повисшую тишину разорвало негромкое, но настойчивое покашливание. Милава словно вынырнула из небытия и тут же отстранилась от Алеся.