— Сэр, рхиви болтают — не могу точно разобрать, о чём. Что-то о десяти демонах. Кто бы ни разорвал их на части, это была жуткая тварь. Может, рхиви узнали что-то ещё, они копошились среди трупов.
Кивнув, Скворец спешился.
— Будьте начеку, — скомандовал он. Знал: они и так не дремлют, но испытывал необходимость что-нибудь сказать. Место бойни пропахло страхом, старым, однако всё же новым, и — что было куда тревожней — здесь сохранялось своеобразное напряжение, которое всегда возникает после битвы. Висит густая тишина — будто звуки насилия ещё не осели, будто они каким-то образом по-прежнему дрожат в воздухе, до сих пор раздаются…
Он подошёл к рхиви и груде костей.
Разведчики племени и в самом деле бормотали что-то.
— Мёртвые волки…
— Две пары следов, тяжёлые, но поступь лёгкая, шире чем моя рука. Большие.
— Большие мёртвые волки.
— Крови нет, да? Вонь как в кургане.
— Пыль чёрного камня. Острого.
— Сверкают под предплечьями — кожа…
— Кусочки чёрного стекла.
— Обсидиан. Далеко на юг…
— Юго-запад. Или далёкий север, за плато Лейдерон.
— Нет, я не вижу красного или коричневого. Лейдеронский обсидиан имеет жилки древесного цвета. Это Морн.
— Если вообще из этого мира…
— Демоны тут, не так ли? Из этого мира. В этом мире.
— Могильный смрад.
— Но не в воздухе. В воздухе ледяная вонь, ветра тундры и запах замёрзшего торфа.
— От волков осталось, убийц…
Скворец прорычал:
— Разведчики рхиви, уделите мне, пожалуйста, внимание.
Головы поднялись, лица повёрнулись. Тишина.
— Я хочу услышать ваш доклад. Кто из вас главный?
Они обменялись взглядами, потом один пожал плечами.
— Я могу говорить на даруджийском, которым ты пользуешься. Лучше, чем остальные. Так что на этот случай — я.
— Хорошо. Приступай.
Молодой рхиви отбросил назад сплетённые пряди обильно смазанных жиром волос и широким жестом указал на кости вокруг.
— Неупокоенные демоны. В доспехах, с мечами вместо рук. Идут с юго-востока, ближе к востоку, чем югу. — Он демонстративно нахмурился. — Побитые. Их преследуют, как дичь. Гонят. Как бхедеринов. Бесшумные преследователи, четвероногие и терпеливые…
— Большие немёртвые волки, — перебил Скворец.
— Вдвое крупнее волков, обитающих на этих равнинах, да. — Его лицо засияло от внезапного понимания: — Они как призрачные бегуны из наших легенд. Когда провидец или провидица видят свои самые сокровенные сны, появляются волки. Они никогда не подходят, всегда бегут. Все призрачные, кроме вожака, он сам из плоти, и глаза — живые. Увидеть их — большая удача, приносящая счастье, ибо в беге их только радость.
— Однако теперь они бегают не только во снах ваших ведьм и колдунов, — сказал Скворец. — И эта пробежка была куда более смертоносной.
— Охотятся. Я говорю, они как бегуны из снов. Я не говорю, что это волки из снов. — Теперь лицо рхиви снова ничего не выражало, а глаза стали похожи на глаза хладнокровного убийцы. — Охотятся. Загнали свою добычу сюда, в ловушку. Затем уничтожили. Битва нежити. Демоны из курганов далеко на юге отсюда. Волки из пыли северных зимних ветров.
— Спасибо, — сказал Скворец. Манера повествования рхиви — драматическое представление — очень хорошо передала события, свидетельницей которых стала эта долина.
От основной колонны отделились всадники, и он повернулся, чтобы их рассмотреть. Трое. Корлат, Серебряная Лиса и даруджиец Крупп. Последний подпрыгивал и болтался на муле, который, неуклюже перебирая короткими ногами, во весь опор мчался за двумя всадницами. Его тревожные крики эхом отдавались по всей узкой долине.
— Да.
Командир развернулся, глядя в упор на главного разведчика рхиви, который вместе с сородичами тоже разглядывал трёх всадников.
— Прошу прощения?
Рхиви безразлично пожал плечами и ничего не сказал.
Осыпь булыжников заставила новоприбывших замедлиться. Всех, кроме Круппа, которого швыряло в седле взад-вперёд, пока мул нёсся вниз по склону. Каким-то образом зверю удалось удержать равновесие, когда он пролетал мимо испуганной Корлат и смеющейся Серебряной Лисы, и лишь добравшись до равнины, он сбавил дикий темп и рысью прискакал туда, где стоял Скворец. Голова мула была гордо поднята, уши стояли торчком, а взгляд был устремлён вперёд.
Крупп продолжал крепко сжимать шею животного, не открывая глаз. С него литрами стекал пот, лицо пылало алым.
— Какой ужас! — простонал он. — Битва характеров! Крупп нашёл себе достойного соперника в лице этой безумной безмозглой твари! Да, он побеждён! Ох, пощади меня…
Мул остановился.
— Теперь ты можешь слезть, — заметил Скворец.
Крупп открыл глаза, осмотрелся и медленно выпрямился в седле. Покачиваясь, вытащил носовой платок.
— Естественно, дав животному волю, Крупп и сам обретает оную. — Улучив момент, чтобы протереть платком брови и лицо, он червячком сполз с седла и с глубоким вздохом встал на землю. — Ах, вот и ленивые девушки, глотавшие пыль за Круппом. Рад, что вы смогли добраться, дамы. Хороший вечерок для пробежки рысью?
Серебряная Лиса перестала смеяться. Её полуприкрытые глаза остановились на разбросанных костях.
Худ меня побери, а этот меховой плащ ей идёт. Скворец мысленно встряхнулся и поднял глаза, но встретился со спокойным, слегка ироничным взглядом Корлат. О, но она блекнет по сравнению с этой тисте анди. Чёрт, старик, не думай о прошлых ночах. Не принимай это чудо так близко к сердцу, иначе оно поблекнет.
— Разведчики, — сказал он обеим женщинам, — наткнулись на поле боя…
— К’чейн че’малли, — кивнула Корлат, осматривая кости, — охотники К’елль, к счастью, скорее с мёртвой, нежели с живой плоти. Скорее всего, не столь проворные, как могли бы быть. Тем не менее, их разорвали на части с такой лёгкостью…
— Т’лан айи, — сказала Серебряная Лиса. — Ради них я пришла.
Скворец взглянул на неё.
— О чём ты?
Женщина пожала плечами.
— Чтобы самой увидеть, командир. Мы все приближаемся. Ты — к своему осаждённому городу, а я — к судьбе, ради которой была рождена. Схождение — чума этого мира. Но даже если и так, — прибавила она, когда ловко спрыгнула с седла и встала среди костей, — есть также дары. И важнейший из этих даров… т’лан айи. — Она помолчала. Ветерок ласкал лисью шерсть на её плечах. Потом она ещё раз прошептала название: — Т’лан айи.
— Крупп дрожит, когда она так называет этих, ах… пусть боги благословят сию мрачную красоту в пустынном пейзаже, в котором даже звёздные мечты потускнели со временем столь же, сколь и радужные реки на небе! — Он сделал паузу, глянул на остальных. — Сладкий сон, в котором живёт скрытая поэзия, а поток разъединённых такой гладкий, что казалось бы переплетается. Да?