Мы все — защитники. Мы устояли и выстоим.
И хоть тьма была пропитана скорбью, победа и всё, что она значила, сияла над ними, точно рассвет. Ослабляли невыносимое давление разрушений, которые медленно показывались со всех сторон. В каждом из выживших была рана, оставленная этой осадой — жестокая случайность судьбы, поразившая дух, словно чума. Но своим простым и твёрдым присутствием «Серые мечи» стали примером, знаменем для всего города.
И мы выстоим.
Как только «Серые мечи» справятся с этой задачей, по мнению Итковиана, они исполнят условия контракта. Закон и порядок можно оставить на джидратов из Пленника. Выжившие «Серые мечи» покинут Капастан и, наверное, никогда сюда не вернутся. Теперь Кованый щит задавался вопросом будущего роты наёмников. Из семи тысяч выжили всего триста девяносто. «Серые мечи» могут никогда не оправиться от этой бойни. Но будь дело только в чудовищных потерях, с ними можно было бы справиться. Изгнание Фэнера из своего Владения — совсем другое дело. Армия, верная богу, лишённому своей силы, как предполагал Итковиан, ничем не отличалась от любого другого отряда наёмников: сборище отбросов и заблудших профессиональных солдат. Стопка монет не могла быть надёжной опорой; не многие из существующих отрядов наёмников могли по праву претендовать на честь и отвагу; не многие будут сражаться до конца, если можно сбежать.
Набирать новобранцев стало трудно. «Серым мечам» были нужны трезвые и стойкие личности. Солдаты, способные подчиняться дисциплине высшего уровня; те, для кого обет — не пустое слово.
Ах, Клыки Фэнера, мне нужны фанатики…
И в то же время его люди не должны быть чем-либо связаны. Редкое сочетание.
А если и сумеешь найти таких людей, кому бы они могли присягнуть? Не Трейку — этот костяк армии уже есть, и собран он вокруг Остряка.
Было ещё два северных бога войны, о которых знал Итковиан. Они редко почитались здесь, в центральных землях и на юге.
Как Хетан назвала меня? Никогда не сравнивала меня с тигром или медведем. Нет. В её глазах я всегда был волком.
Что ж, хорошо…
Он поднял голову и разглядывал толпу выживших на площади, пока не увидел одинокую всадницу.
Та смотрела на него.
Итковиан жестом подозвал её к себе.
Женщине потребовалось некоторое время, чтобы провести своего коня через толчею и добраться до Итковиана.
— Сударь?
— Найдите капитана. Мы трое должны кое-что сделать.
Женщина отдала честь и развернула коня.
Итковиан смотрел, как она въехала в переулок и скрылась из виду. Его решение было крайне логичным, но самому Кованому щиту оно казалось пустым, словно он лично не имел никакого отношения к тому, что случится после подготовки, не играл никакой роли в грядущем. Тем не менее выживание «Серых мечей» важнее его собственных желаний и, по правде говоря, его собственной жизни. Так должно быть. Я не могу думать ни о чём другом. Нужно создать новый Устав. Даже с этим — я ещё не закончил.
Капитан Норул нашла себе лошадь. Лицо Норул под шлемом выглядело состарившимся — она слишком давно гнала сон прочь. Женщина молча подъехала к Кованому щиту вместе с вестовой капанкой.
— Следуйте за мной, сударыни, — сказал Итковиан, поворачивая скакуна.
Они промчались через город и выехали наружу через северные ворота. Небо над ними бледнело лазурью. В трёх лигах от города расположился лагерь баргастов. Между юртами и палатками изредка проходили патрули из арьергарда. В небо устремлялись бесчисленные столбы дыма от костров, которые старики и старухи из лагеря развели, чтобы приготовить завтрак. Дети уже бегали по кривым тропкам — они были тише, чем городские ровесники, но не менее энергичны.
Трое «Серых мечей» пересекли разграбленные позиции паннионцев и поехали прямиком в ближайший лагерь баргастов.
Итковиан не удивился, увидев полдюжины старух, которые собрались на окраине лагеря, чтобы их встретить. Сюда нас привёл поток, который вы, ведьмы, ощутили в той же мере, что и я, и это делает правильность решения известной и простой. Осознание не облегчило его решения. Воспринимай это как ещё одно бремя, Кованый щит, предназначенное тебе так же, как и все прочие…
Они натянули поводья перед старейшинами баргастов.
Долгое время никто не говорил, затем одна из старух хихикнула и взмахнула рукой.
— Что ж, идёмте.
Итковиан спешился, женщины последовали его примеру. Дети подошли и забрали поводья трёх лошадей, увели их прочь.
Во главе со старухой старейшины двинулись по главной дорожке лагеря к огромной юрте в дальнем конце. Вход охранялся двумя баргастскими воинами. Старуха зашипела на них, и оба отошли.
Итковиан, вестовая и капитан последовали за старейшинами внутрь.
— Редко мужчина входит сюда, — проговорила старуха, ковыляя на другую сторону центрального очага и усаживаясь на груду мехов.
— Это честь…
— Вот и нет! — перебила она, хихикая. — Чтоб затащить сюда воина, тебе пришлось бы избить его до потери сознания, но даже тогда его братья и друзья напали бы на тебя прежде, чем ты успел бы донести его до входа. Ты — молодой мужчина среди старых женщин, и в мире этом нет ничего опасней!
— Но взгляни на него! — воскликнула другая баргастка. — В нём страха нет!
— Очаг души его погас, там только пепел, — принюхалась третья.
— Даже если так, — возразила первая женщина, — тем, чего он ищет, этот мужчина подарит огненную бурю заледеневшему лесу. Тогчта и Фаранд — любовники, утратившие друг друга навеки, замёрзшие сердца, воющие в глубоких твердынях Лейдерона и дальше — мы ведь все слышали их плач в своих снах. Разве не так? Они всё ближе, но идут они не с севера, о нет, не с севера. И теперь этот мужчина, — она наклонилась вперёд, морщинистое лицо скрывал дым очага, — этот мужчина…
Последние слова были выдохом.
Итковиан глубоко вздохнул и указал на вестовую — женщину из капанских новобранцев.
— Смертный меч…
— Нет, — прорычала старуха.
Кованый щит вздрогнул.
— Но…
— Нет, — повторила она. — Он найден. Он существует. Это уже сделано. Посмотри на её руки, Волк. Слишком много в них заботы и ласки. Она будет Дестриантом.
— Вы… вы в этом уверены?
Старуха кивнула в сторону капитана.
— А эта, — продолжила она, не ответив на вопрос Итковиана, — станет тем, кем был ты. Она примет бремя, а ты, Волк, должен показать ей всё, что ей нужно знать. Правда сего — в её глазах, и в любви, что она питает к тебе. Она станет любви ответом — равным, по крови. Она станет Кованым щитом.
Остальные старейшины закивали в знак согласия, их глаза мерцали во мраке над крючковатыми носами, будто на Итковиана смотрела стая ворон.