— Удивительно. Могу только предположить, что Тригалльской торговой гильдией заведует группа Высших магов исключительного мастерства. Ты знаешь, что даже самым могущественным, самым знающим магам Малазанской империи не удавалось постичь секреты Телланна? Я бы хотела как-нибудь встретиться с основателями твоей гильдии.
Улыбка Харадас стала шире.
— Уверена, они были бы рады и сочли твой визит за честь, заклинательница.
— Возможно, говоря от их имени, ты слишком щедра, чародейка.
— Ничуть, уверяю тебя. Я рада, что мы решили вопрос так легко…
— И вправду опасное собрание, — пробормотала Серебряная Лиса.
Харадас моргнула, затем овладела собой и продолжила:
— Теперь я могу представить тебе нового Кованого щита «Серых мечей» капитана Норул.
Женщина поклонилась.
— Заклинательница. — Норул замялась, затем её лицо ожесточилось решимостью. — «Серые мечи» присягнули Тоггу и Фандерее, Волку и Волчице Зимы.
— Любопытный выбор, — проговорила Серебряная Лиса. — Любовники, разлучённые навечно, но обетом вашего отряда соединённые в духе. Дерзкий и отважный жест, Кованый щит.
— Заклинательница, Тогг и Фандерея более не разлучены, они учуяли запах друг друга. Ваше поведение говорит, что вы не знали об этом, и это меня смущает, сударыня.
Теперь нахмурилась Серебряная Лиса.
— С чего бы вдруг? Я не особо интересуюсь древними богами-волками… — Она постепенно замолкла. Кованый щит заговорила снова:
— Заклинательница, собравшая Второе Соединение т’лан имассов, я формально прошу вас отказаться от т’лан айев, детей наших богов.
Тишина.
Серебряная Лиса смотрела на командира «Серых мечей», полуприкрыв глаза, и её круглое, полное лицо не выражало ничего. Затем его исказила дрожь.
— Ты не понимаешь, — наконец прошептала она. — Они нужны мне.
Кованый щит склонила голову.
— Зачем?
— Д-для… дара. Для выкупа. Я поклялась…
— Кому?
— Себе.
— Скажите, сударыня, т’лан айи включены в этот дар? Они бегали с т’лан имассами, это правда. Но ими нельзя владеть. Ни т’лан имассам. Ни вам.
— И всё же они присоединились к Обряду Телланна на Первом Соединении…
— Они были… вовлечены. По незнанию. Связанные верностью и любовью к имассам во плоти. В итоге они потеряли свои души. Сударыня, мои боги идут, и в их криках, которые я теперь слышу каждую ночь во снах, они требуют… возмещения.
— Я вынуждена отказать, — сказала Серебряная Лиса. — Пока Тогг и Фандерея не явятся во плоти и не заявят о своей силе, чтобы подкрепить свои требования, я не отдам т’лан айев.
— Заклинательница, вы рискуете жизнью…
— Станут ли боги-волки объявлять войну т’лан имассам? Придут ли они вместе с т’лан айями перегрызть наши глотки, Кованый щит?
— Я не знаю, сударыня. Вам придётся ответить за принятые вами решения. Но мне страшно за вас, заклинательница. Тогг и Фандерея — Взошедшие звери. Их души неведомы таким, как вы и я. Кто может предвидеть, что таят сердца подобных существ?
— Где они сейчас?
Кованый щит пожала плечами.
— На юге. Похоже, мы все сойдёмся в Паннионском Домине.
— Тогда у меня есть время.
— Осуществление вашего дара, сударыня, может погубить вас.
— Всегда — честная сделка, честный обмен, — пробормотала Серебряная Лиса наполовину себе самой.
Морпехи переглянулись, услышав эти слова — легендарные в Войске Однорукого.
Женщина из баргастов подошла и остановилась на расстоянии нескольких шагов. Острые тёмные глаза напряжённо следили за разговором Кованого щита и Серебряной Лисы. В паузе она рассмеялась глубоким смехом, чем привлекла к себе внимание.
— Жаль, что нет мужчин, достойных такой компании, — прорычала она. — Это зрелище мне напомнило, где кроется истинное сердце власти в этом мире. Малазанские морпехи, Кованый щит «Серых мечей», ведьма и чародейка. А теперь, для полноты картины, ещё и дочь баргаста из племени Белолицых… с едой и вином.
Солдаты вскочили на ноги, ухмыляясь.
— И я хочу сплетничать! — воскликнула Хетан. — Кованый щит, Итковиан ведь больше не блюдёт обеты, верно? Я могу уложить его в постель…
— Если сумеете поймать, — ответила Норул, приподняв бровь.
— Я бы сумела его поймать, даже если бы у него было пятьдесят ног! Серебряная Лиса! Как насчёт Круппа?
— А что с ним? — озадаченно спросила заклинательница костей.
— Ты уже взрослая женщина. Могла бы подмять его под себя! Чтоб он завизжал!
— Какая ужасная картина.
— Он-то, конечно, круглый, мелкий и скользкий, но умён же, да? Ум сам по себе горячит кровь, разве не так? Я слышала, что хоть ты и выглядишь как женщина, в самом важном смысле — всё ещё дитя. Взбодрись желанием, девочка! Ты слишком долго якшалась с неупокоенными и усохшими! Как я всегда говорю — хватай копьё обеими руками!
Серебряная Лиса медленно покачала головой.
— Говоришь, ты принесла вино?
Хетан подошла, улыбаясь ещё шире.
— Да, два меха, такие же большие, как твои груди, и, без сомнения, такие же сладкие. Подходите же, мои достойные спутницы, и попируем!
Харадас улыбнулась.
— Отличная идея, благодарю.
Кованый щит заколебалась. Она посмотрела на морпехов и принялась снимать свой помятый шлем. Норул глубоко вздохнула:
— Пусть волки подождут, — сказала она. — Я не могу придерживаться тех же жутких ограничений, что мой предшественник…
— Не можешь, — с вызовом спросила Хетан, — или не будешь?
— Не буду, — поправилась воительница, стянув шлем. Вспотевшие, отмеченные сединой волосы свободно рассыпались. — И да простят меня Волки.
— Одна из них точно простит, — заверила её Хетан, выкладывая снедь из своего мешка.
Колл подоткнул меха вокруг хрупкой, высохшей фигурки Мхиби. Её глаза дёргались под закрытыми веками — беспорядочно и резко. В дыхании звучали хрипы. Даруджийский советник посмотрел на неё ещё немного, затем выпрямился и соскользнул с повозки.
Мурильо стоял неподалёку, затягивая ремни бурдюков с водой, прикреплённых к правой стороне повозки. Упакованную пищу, купленную утром у торговца-баргаста, накрыли старыми палатками и прикрепили к другой стороне, отчего рхивийская повозка выглядела теперь широкой и раздутой.
Двое мужчин купили пару лошадей по заоблачной цене у Моттских ополченцев — отряда наёмников при армии Каладана Бруда, который выглядел на удивление бестолковым и о самом существовании которого Колл прежде даже не догадывался. Доморощенные наёмники рядились в лохмотья, которые никак не вязались с военным делом, зато отлично согласовывались с названием отряда. Кони были едва объезжены, толстоногие, но высокие. Ополченцы называли эту породу своей собственной — выведенной из натийских боевых, моттских тягловых и генабарийских ломовых, что в совокупности дало крупных, упрямых, злых животных с удивительно широкими спинами, отчего ехать на них верхом было сплошным удовольствием.