Память льда. Том 2 | Страница: 92

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Если они тебе руку не откусят, — добавил наёмник с неровными зубами, вытягивая вшей из длинных, слипшихся прядей у себя на голове и отправляя в рот. Говорить это ему не мешало.

Колл вздохнул, смутно расстроенный этим воспоминанием, и осторожно подошёл к лошадям.

Кони могли быть близнецами — одинаково медно-рыжие, с нестрижеными гривами и густыми хвостами, усаженными репьём и семенами трав. Сёдла были малазанские — несомненно, старые военные трофеи, толстые попоны под ними — рхивийские. Животные внимательно следили за ним.

Один жеребец случайно качнул крестцом в сторону даруджийца. Тот остановился, выругался себе под нос.

— Сладкий корень, — отозвался Мурильо из-за повозки. — Подкупи их. У нас тут немного есть.

— Вознаградить их за плохое поведение? Нет уж.

Колл кружил на расстоянии. Кони были привязаны к колышку навеса, что позволяло им повторять его движения. Три шага навстречу — и даруджиец получил бы копытом по лбу. Он выругался чуть громче, затем сказал:

— Мурильо, подведи быков к колышку — перекрой их повозкой. Если это не сработает, найди мне молоток.

Мурильо, ухмыляясь, запрыгнул на козлы и взял вожжи. Через пятнадцать ударов сердца он остановил животных возле колышка, и повозка удачно перекрыла коням возможность кружить дальше.

Колл поспешил обойти их так, чтобы повозка находилась между ним и животными.

— Значит, пусть лучше укусит, чем лягнёт, — заметил Мурильо, глядя, как его друг подходит к повозке, взбирается наверх, переступает через бесчувственную фигуру Мхиби и останавливается на расстоянии вытянутой руки от коней.

Животные туго натянули привязь, отступив как можно дальше, и дёргали колышек. Однако это была работа рхиви, рассчитанная на то, чтобы устоять даже на самом сильном степном ветру. Глубоко вбитый в утоптанную землю колышек не шелохнулся.

Затянутая в кожаную перчатку рука Колла протянулась, схватила одну из привязей. Он спрыгнул с повозки и резко дёрнул.

Конь, храпя, дёрнулся в его сторону. Второй встревоженно отшатнулся.

Даруджиец снял поводья с седла, всё ещё удерживая привязь другой рукой, пригнул голову жеребца к земле и медленно двинулся к его плечу. Вставил сапог в стремя и одним движением взлетел в седло.

Конь попытался ускользнуть из-под его веса, прижался боком к своему товарищу, зажав ногу Колла между ними.

Колл закряхтел, но поводья держал крепко.

— Славный будет синяк, — отметил Мурильо.

— Продолжай говорить мне приятные вещи, почему бы нет? — процедил Колл сквозь стиснутые зубы. — Теперь подойди и отвяжи его. И осторожно. Над нами кружит одинокий стервятник, и он полон надежды.

Его товарищ посмотрел в небо, вгляделся, затем прошипел:

— Хорошо, я купился, хватит злорадствовать, — и перевалился через спинку сиденья.

Колл наблюдал, как он мягко спрыгнул на землю и осторожно подошёл к колышку.

— Если подумать, может, стоило принести мне молоток.

— Уже слишком поздно, друг, — сказал Мурильо, развязывая узел.

Конь отпрянул на несколько шагов и встал на дыбы.

На взгляд Мурильо, Колл сделал заднее сальто с почти поэтической грацией. Он искусно приземлился на ноги и тут же отшатнулся назад, чтобы избежать удара двух копыт, который мог бы раздробить ему грудь. Даруджиец с грохотом отлетел на несколько шагов.

Жеребец ускакал, радостно взбрыкивая.

Некоторое время Колл лежал неподвижно, глядя в небо.

— Всё в порядке? — спросил Мурильо.

— Дай мне аркан. И немного сладкого корня.

— Я бы предложил молоток, — ответил Мурильо, — но ты сам знаешь, что делаешь.

Раздался далёкий рёв рогов.

— Худов дух, — проворчал Колл. — Начался поход на Капастан. — Он медленно сел. — Мы же должны быть впереди.

— Мы всегда можем поехать в повозке, друг мой. Вернуть лошадей Моттским ополченцам и забрать свои деньги.

— Повозка уже перегружена, — Колл поднялся на ноги с болезненным выражением лица. — Кроме того, он сказал, товар возврату не подлежит.

Мурильо искоса посмотрел на друга.

— Вот как? И это не вызвало у тебя никаких подозрений?

— Молчи.

— Но…

— Мурильо, хочешь правду? Этот человек был настолько жалок, что я пожалел его, понял? Теперь прекрати мямлить и давай с этим покончим.

— Колл! Он запросил огромные деньги за…

— Довольно, — прорычал Колл. — Я заплатил целое состояние за право убить треклятых зверюг или тебя. Что выбираешь?

— Ты не можешь их убить…

— Ещё одно слово, и на этом холме вырастет курган из камней для старого доброго Мурильо из Даруджистана. Ты меня понял? Хорошо. Теперь передай мне аркан и сладкий корень. Начнём с того, который ещё тут.

— А может, стоит погнаться…

— Мурильо, — предупреждающе сказал Колл.

— Прости. Камни выбирай полегче, пожалуйста.


Зловонные облака бурлили низко над волнами, которые боролись друг с другом среди иззубрённых льдин. Эти волны извивались и колыхались, даже ударяясь о линию берега, так что пена взлетала к небу. Раскаты грома прорезались сквозь скрежет, треск и неумолчное шипение проливного дождя.

— Ничего себе, — пробормотала госпожа Зависть.

Трое сегулехов скорчились с подветренной стороны большого базальтового валуна и густо смазывали жиром оружие. Эти трое представляли собой печальное зрелище — промокшие под дождём, вымазанные в грязи, доспехи изодраны в клочья. Их руки, бёдра и плечи были исполосованы мелкими ранами, более глубокие раны были зашиты ниткой из жил — ряды узлов, почерневших и затвердевших от старой крови, которая под дождём сочилась багровым.

Рядом, взобравшись на выступ, стояла Баальджагг. Спутанная, покрытая струпьями шерсть сбилась в пучки над пятнами голой кожи, из правого плеча торчало обломанное древко копья в человеческую руку длиной — прошло три дня, но волчица не подпускала близко ни Зависть, ни сегулехов. Её лихорадочно блестевшие глаза смотрели на север.

Гарат лежал в трёх шагах позади неё и безудержно дрожал, его раны сочились кровью, будто тело плакало там, где не мог он сам — огромный и полубезумный, он не давал никому подойти к себе — даже волчице.

Судя по внешности, только госпожа Зависть никак не пострадала в ужасной войне, которую они затеяли — её, похоже, не касался даже дождь. На белой телабе не было ни пятнышка. Распущенные чёрные волосы пышно спадали по спине. Губы были накрашены густым и немного угрожающим красным. Сурьма вокруг глаз переливалась оттенками сумерек.

— Ничего себе, — снова прошептала госпожа Зависть. — Как же нам последовать за Тленом через… это? И почему он не т’лан слон или т’лан кит, чтобы перенести нас на спине, в роскошном паланкине? С горячей водой и хитроумным водопроводом.