Остряк покосился через плечо и криво ухмыльнулся.
– Это была фигура речи, Бошелен. Прошу прощения, если вы недопоняли. – Он снова развернулся и зашагал к тропе. Затем остановился. – Вы хотели увидеть Семя Луны, господа? – Он указал рукой на юг.
Словно огромная чёрная туча, базальтовая крепость висела над горизонтом.
Гравий заскрипел под сапогами, и Остряк оказался между двумя странными спутниками, которые пристально смотрели на летающую гору вдали.
– Масштаб, – пробормотал Бошелен, – определить непросто. Сколько до неё?
– Я бы сказал лига, может, больше. Уж поверьте, господа, на мой вкус, она и так слишком близко. Я уж побыл в её тени в Даруджистане – никак этого было не избежать – и клянусь, чувство это отнюдь не приятное.
– Не удивлюсь, если так. Что она там делает?
Остряк пожал плечами.
– Летит вроде бы на юго-восток…
– Так вот отчего этот наклон.
– Нет. Её повредили над Крепью. Маги Малазанской империи.
– Серьёзные люди эти маги.
– Они там все и погибли. Ну или почти все. Так говорят. Но хоть они и смогли повредить Семя Луны, владыка-то остался цел. Если пробить дыру в заборе только для того, чтобы тебя потом стёр в порошок хозяин дома, – это «серьёзно», можно и так сказать.
Корбал Брош наконец заговорил. Голос у него был высокий и тонкий.
– Бошелен, он нас чувствует?
Его спутник нахмурился, не сводя глаз с Семени Луны, затем покачал головой.
– Я не замечаю подобного внимания, направленного на нас, друг мой. Однако этот разговор нам стоит продолжить в более узкой компании.
– Хорошо. То есть ты не хочешь, чтобы я убил этого охранника?
Остряк в испуге отступил на шаг и наполовину выдвинул из ножен сабли.
– Попробуешь – пожалеешь, – прорычал он.
– Успокойтесь, капитан, – улыбнулся Бошелен. – У моего партнёра довольно простые представления…
– Простые, как у гадюки.
– Возможно. Тем не менее, уверяю, вы в полной безопасности.
Хмурясь, Остряк продолжил отступать в сторону тропы.
– Мастер Керули, – прошептал он, – если вы всё это видите, а я думаю, что видите, – надеюсь, премия мне полагается знатная. И если мой совет для вас что-то значит, я бы рекомендовал держаться подальше от этих двоих.
За миг до того, как кратер скрылся из виду, Остряк увидел, как Бошелен и Корбал Брош отвернулись от него и Семени Луны. Они некоторое время смотрели в яму, а затем начали спускаться вниз и пропали с глаз.
Вздохнув, Остряк развернулся и пошёл обратно к лагерю, поводя плечами, чтобы избавиться от охватившего мышцы напряжения.
Выйдя на дорогу, он снова поднял взгляд, чтобы посмотреть на Семя Луны, которое теперь казалось слегка размытым из-за расстояния.
– Эй, владыка, лучше бы ты унюхал запашок этого Бошелена и Корбала Броша. И сделал с ними то же, что сделал с Яггутским Тираном – если ты, конечно, приложил к этому руку. Лекари это называют превентивным вмешательством. Надеюсь, что не придёт тот день, когда мы все горько пожалеем, что ты не проявил к ним интереса.
Уже шагая по дороге, он взглянул на Эмансипора Риза, который сидел на козлах и одной рукой гладил кошку на коленях. Чесотка? Остряк подумал. Сомневаюсь.
Громадный волк кружил над телом, низко склонив голову так, чтобы бесчувственный смертный всегда оставался в поле зрения единственного глаза.
На Путь Хаоса редко заходили гости. Из этих немногих самыми редкими были смертные люди. Волк бродил по этому яростному миру уже столько времени, что даже ему самому оно казалось бесконечным. Одинокий, потерянный уже так давно, что в его сознании начали складываться новые образы, рождённые одиночеством; мысли бежали по непредсказуемым, случайным тропам. Мало кто сумел бы разглядеть разум в диком блеске его глаза, но разум был там.
Волк кружил с низко опущенной головой. Мощные мускулы перекатывались под тусклым белым мехом. Единственный глаз буравил лежавшего человека.
Яростное сосредоточение работало, удерживало предмет интереса в состоянии безвременном – случайное последствие силы, которую волк вобрал в себя на этом Пути.
Волк мало помнил об иных существующих мирах, за пределами Хаоса. Он ничего не знал о смертных, которые поклонялись ему как богу. Однако определённое понимание пришло к нему, инстинктивное чувство, которое говорило о… возможностях. О потенциалах. О выборах, которые стали доступны волку в тот миг, когда он нашёл этого слабого смертного.
Но всё равно зверь колебался.
Риск был велик. И решение, которое сейчас набирало силу в его голове, заставляло волка нервно дрожать.
Волк продолжал кружить, подходя по спирали всё ближе и ближе к бесчувственной фигуре. Наконец взгляд одинокого глаза упал на лицо человека.
И зверь понял, что этот дар – истинный. Ничто иное не могло объяснить то, что зверь увидел в лице человека. Дух-отраженье, точное в каждой черте. От такой возможности нельзя отказаться.
И всё же – волк колебался.
Но лишь до того момента, пока перед его внутренним взором не встало древнее воспоминание. Образ, замороженный, поблекший, источенный временем.
Но этого хватило, чтобы спираль замкнулась.
И всё свершилось.
Он заморгал своим единственным целым глазом, а затем увидел бледно-голубое, чистое небо. Рубцовая ткань, скрывавшая то, что осталось от второго глаза, безумно зудела, будто насекомые забрались под кожу. На голове у него был шлем с поднятым забралом. Снизу острые камни впивались в тело.
Он лежал неподвижно, пытаясь припомнить, что же произошло. Вот перед ним распахнулся тёмный разрыв – он упал туда, полетел туда. Лошадь под ним исчезла, звон тетивы. Чувство тревоги, разделённое со спутником. Другом, который скакал рядом. Капитаном Параном.
Ток Младший застонал. Локон. Безумная кукла. Мы попали в засаду. Обломки памяти срослись воедино и вызвали волну страха. Он перекатился на бок под дружное возмущение ноющих мышц. Худов дух, это же не равнина Рхиви.
Во все стороны, насколько хватало глаз, раскинулось поле изломанного чёрного стекла. В сажени над ним висела в недвижном воздухе серая пыль. Слева, примерно в двухстах шагах монотонный плоский ландшафт нарушал холм.
В горле саднило. Глаз слезился. Солнце над головой пылало. Закашлявшись, Ток сел, и под его телом захрустел обсидиан. Он увидел рядом свой роговой изогнутый лук, потянулся и забрал его. Колчан был пристёгнут к седлу лошади. Куда бы Ток ни попал, верный виканский скакун не смог пойти за ним. Если не считать ножа у пояса и временно бесполезного лука в руках, у Тока не осталось ничего. Ни воды, ни пищи. Осмотрев лук, Ток нахмурился ещё сильнее. Тетива растянулась.