– Крупп будет спорить всегда, когда есть что оспорить, любезнейшие друзья. Расклад ещё не сложился, примите искренние заверения, ибо главный герой сбежал от назначенной роли. Бегство сие, разумеется, иллюзорно, однако таковая отсрочка самоопределения может привести к наистрашнейшим последствиям. Но к счастью для всех и каждого, Крупп здесь с самыми неопровержимыми…
– Да без разницы, – оборвал его Быстрый Бен. – Чёрное сердце там, где будет важнее всего, и череп в углу.
– Смелая ставка, о загадочный маг. Крупп утраивает на верную руку без единого перекоса!
Маг фыркнул.
– Никогда не видел ничего подобного. Никогда. Ни разу.
Он запустил кости катиться по столу. Полированные фаланги остановились, сложились в раскрытую ладонь, все символы и знаки идеально дополняли друг друга.
– Ныне же увидел, о недоверчивый чародей? Крупп изобилен златом!
Быстрый Бен оторопело уставился на костяную руку на потёртой столешнице.
– Ну и какой в этом смысл? – зевнул Колл. – Крупп выигрывает на каждом броске. Слишком топорно, коротышка, – хороший шулер всегда озаботится тем, чтобы время от времени проигрывать.
– Чем Крупп и доказал свою истинную невинность! Безумен был бы шулер, что выигрывал бы вновь и вновь. О нет, воистину это милость, и она неподвластна Круппу.
– Как ты это сделал? – прошептал Быстрый Бен.
Крупп достал пёстрый шёлковый носовой платок из рукава и промокнул лоб.
– Внезапно Пути взъярились, лижут невидимым пламенем воздух… ай-ай! Крупп вянет от такого пристального внимания – пощады, Крупп просит пощады, о грозный маг!
Быстрый Бен откинулся назад, бросил взгляд туда, где сидел, опершись о стенку палатки и прикрыв глаза, Скворец.
– Что-то тут нечисто – клянусь! Только поймать не могу! Он скользкий – о боги, какой же скользкий!
Скворец хмыкнул.
– Оставь, – с ухмылкой посоветовал командир. – Больше чем уверен, что ты его не поймаешь.
Маг обернулся к Круппу.
– Ты не то, чем кажешься…
– Нет, именно то! – вклинился Колл. – Взгляни на него. Жирный, липкий, скользкий, как здоровый клубок из масляных угрей. Крупп именно то, чем кажется, уж поверь мне. Только посмотри – как он вспотел, покраснел, как варёный рак, глазки выпучил… да ещё и ёрзает! Вот это и есть Крупп, до последнего дюйма.
– Крупп в смятении! Какой безжалостный разбор! Крупп стёрт в порошок столь пристальным вниманием!
Коротышка начал выжимать платок, и глаза присутствующих округлились, когда на стол хлынул поток маслянистой воды.
Скворец лающе рассмеялся.
– Да он вас всех за пояс заткнул! Ёрзает? Потеет? Всё иллюзия! Обман!
– Крупп уничтожен такой проницательной наблюдательностью! Он теряет присутствие духа, тает, начинает нести чушь! – Коротышка замолк, потом потянулся вперёд и сгрёб свой выигрыш. – Круппа мучает жажда. Он интересуется, не плещется ли в той заляпанной фляге немного вина? И ещё больше Круппа интересует, что же принесла Корлат глухой ночью ко входу в шатёр, где все до одного уже с ног валятся после очередного бесконечного дня на марше?
Полог палатки откинулся, и в круг света вступила тисте анди. Взгляд её фиолетовых глаз упал на Скворца.
– Командир, мой повелитель просит тебя незамедлительно прибыть в его шатёр.
Скворец поднял брови.
– Сейчас? Что ж, я приму приглашение.
Он медленно поднялся, щадя больную ногу.
– Я тебя ещё разгадаю, – произнёс Быстрый Бен, буравя взглядом Круппа.
– Крупп категорически отрицает наличие всех и всяческих сложностей, присущих его натуре, о подозрительный чародей. Простота – любовница Круппа – пребывает в счастливом сговоре с его дорогой супругой – Правдой, конечно же. В давнем и преданном союзе живут эти трое…
Он продолжал говорить, когда Скворец покинул шатёр и зашагал с Корлат через лагерь тисте анди. Через несколько минут командир покосился на женщину позади.
– Я думал твой господин в отъезде – он не показывался уже много дней.
– Он по-прежнему с нами, – ответила Корлат. – Аномандр Рейк недолюбливает штабные совещания и тому подобное. Карга держит его в курсе всех событий.
– Интересно, чего же тогда Рейк хочет от меня?
Корлат чуть заметно улыбнулась.
– На этот вопрос он сам и ответит, командир.
Скворец замолк.
Шатёр Рыцаря Тьмы ничем не отличался от жилищ других тисте анди – никакой охраны, обычная палатка примерно посередине ряда, освещённая одиноким фонарём. Корлат замерла перед пологом.
– Мой долг исполнен. Входи, командир.
Аномандр Рейк сидел в обитом кожей походном кресле, вытянув длинные ноги. Такое же кресло пустовало напротив, рядом располагался низкий столик с графином вина и парой кубков.
– Спасибо, что согласился прийти, – сказал Рыцарь Тьмы. – Присаживайся.
Скворец опустился в кресло.
Рейк потянулся вперёд и наполнил оба кубка, затем передал один командиру, тот с благодарностью принял вино.
– С определённой точки зрения, – произнёс тисте анди, – даже жизнь смертного может казаться долгой. Исчерпывающей. Сейчас я размышляю о природе случайностей. О мужчинах и женщинах, которые временно идут в ногу, шагают по параллельным тропам. О тех, чьи жизни коснулись друг друга, пусть и мимолётно, но решительно изменились благодаря этой краткой встрече.
Из-под полуприкрытых век Скворец разглядывал собеседника.
– Я не вижу особой угрозы в переменах, Владыка.
– Рейк. Просто Рейк. Что до твоих слов, то я… скорее, согласен. Однако среди командования чувствуется некоторое напряжение, о котором, не сомневаюсь, тебе известно.
Малазанец кивнул.
Рейк колко посмотрел Скворцу прямо в глаза, затем небрежно отвёл взгляд.
– Взаимные подозрения. Проявились давно сдерживаемые амбиции. Новое соперничество, старая вражда. Такое положение дел ведёт к… раздробленности. Каждый сам за себя. Пока же, если мы выдержим, чутьё вернётся, вместе с… надеждой.
Взгляд удивительных глаз вновь упал на командира, но опять задержался лишь на мгновение.
Скворец медленно, беззвучно втянул воздух.
– И природа этой надежды?
– Чутьё – как только жизни коснутся друг друга, не важно, насколько мимолётно, подсказывает мне, кому можно доверять. Ганосу Парану, к примеру. Впервые мы встретились на этой равнине недалеко от нынешнего лагеря. Орудие Оппонов отделяли мгновения от гибели в пастях Гончих Престола Тени. Смертный, в очах которого явно читались все его утраты, все поражения. Живи он или умри – мне его судьба была безразлична. Но всё же…