Рассмотрев дело Ежова, Главная военная прокуратура пришла к заключению, что за отсутствием доказательств из приговора следует исключить обвинения в шпионаже в пользу иностранных разведывательных служб и в организации убийства его жены. Но безосновательно было бы исключать из приговора другие обвинения, то есть «вредительство, покушение на совершение терактов и участие в организации исполнения этих преступлений». Прокуратура апеллировала к серьезным последствиям деятельности Ежова на посту наркома НКВД и истреблению населения страны, в котором он был повинен, будучи ответственным за организацию массовых репрессий. Таким образом, по мнению Прокуратуры, на Ежова реабилитация распространяться не может {775}.
4 июня 1998 года Военная Коллегия Верховного Суда вынесла решение: Ежов реабилитации не подлежит. Председатель Коллегии Николай Петухов заявил, что таким образом будет соблюдено правосудие. По его убеждению, принятый в октябре 1991 года закон не предназначен для таких людей, как Ежов. Бывший член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев, в то время занимавший пост председателя Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, считал возобновление дела Ежова «недемократичным» и «опасным сигналом» возвращения к прежним временам и реабилитацией преступлений сталинского режима {776}. Несмотря на это, Наталья Хаютина намерена продолжать борьбу за пересмотр этого дела {777}.
Суд над Фриновским состоялся 4 февраля 1940 года. Он был приговорен к высшей мере наказания за участие в заговоре под руководством Ежова и 8 февраля расстрелян [95] . Его родственники также делали безуспешные попытки добиться его реабилитации {778}. 2 февраля Военная Коллегия вынесла смертный приговор Евдокимову, на следующий день его расстреляли. В отличие от Ежова и Фриновского, он был реабилитирован (17 марта 1956 года).
Что касается прочих лиц из окружения Ежова, его телохранитель Василий Ефимов и племянник Виктор Бабулин были осуждены Военной Коллегией 19 января и получили высшую меру; приговор был приведен в исполнение через два дня {779}. 20 января приговорен к смерти брат Ежова — Иван и другой племянник Анатолий Бабулин, обоих расстреляли на следующий день. Другими словами, когда 3 февраля на Военной Коллегии Ежов просил не трогать его родственников, Ульрих уже отправил их на смерть. Семен Урицкий был приговорен к высшей мере 21 января и расстрелян на следующий день. Зинаида Кориман и Зинаида Гликина получили высшую меру 24 января; приговор приведен в исполнение на следующий день. 26 января к смерти приговорены Исаак Бабель и секретарь Ежова Серафима Рыжова; расстреляны на следующий день. Смертный приговор Кольцову вынесен 1 февраля; расстрел состоялся на следующий день. Боярский тоже приговорен Военной Коллегией к высшей мере 1 февраля и расстрелян на следующий день. 2 февраля тот же состав вынес смертный приговор Илье Фейгенбергу; на следующий день его расстреляли. В числе обвинений были терроризм, шпионаж, участие в заговоре, контрреволюционная деятельность. 15 октября 1939 года арестовали Филиппа Голощекина, а потом расстреляли в Куйбышеве 28 октября 1941 года {780}. Владимир Константинов был расстрелян в январе 1940 года. Что стало с другим гомосексуальным партнером Ежова, Иваном Дементьевым, не известно. Первая жена Ежова Антонина Титова не подвергалась судебному преследованию и скончалась в 1988 году в Москве {781}. Его сестра Евдокия также пережила сталинский террор и умерла в Москве в 1958 году {782}. Имени матери Ежова тоже не оказалось в списках лиц, представленных Берией к расстрелу. Осталась в живых и няня Марфа Григорьевна Смирягина [96] .
За падением Ежова последовали сотни арестов его прямых пособников и других сотрудников НКВД. Арестованы были все его заместители и начальники отделов. Почти все бывшие руководители НКВД союзных и автономных республик и подавляющее большинство начальников областных НКВД, а также другие руководящие работники были освобождены от должностей и осуждены. Уже осенью 1938 года, с сентября по декабрь, было арестовано 332 руководителя НКВД, 140 из них работали в центральном аппарате, 192 — в областных структурах {783}. Аресты продолжались и в следующем году. За 1939 год было арестовано 1364 работника НКВД, 937 из них были сотрудниками госбезопасности {784}.
После отстранения Ежова от должности наркома внутренних дел многие дела были пересмотрены {785}. Несколько десятков тысяч людей, находившихся под следствием, были освобождены, а обвинения сняты. Произошла некоторая разгрузка ГУЛАГа: в течение 1939 года из лагерей и колоний выпустили на свободу 327 400 заключенных. Такого раньше не бывало. Хотя многие из них были политзаключенными, среди них почти не было заметных партийных или правительственных функционеров {786}. В то же время 28 октября 1939 года работники Прокуратуры СССР обратились к Жданову (члену Политбюро, курировавшему следствие по делу Ежова и его команды в НКВД) с жалобой по поводу фактов несоблюдения постановления от 17 ноября 1938 года, принятого с целью «восстановления законности». По их свидетельствам, Берия и его соратники саботировали прокурорские расследования с целью реабилитации, и небезуспешно {787}. Так, в течение 1939 года в прокуратуру Новосибирской области поступило 31473 жалобы от людей, осужденных тройками и Особым совещанием при НКВД, но областные чекисты чинили препятствия рассмотрению этих жалоб, утаивая большую часть документации от прокуратуры и чрезмерно затягивая ее передачу {788}.
Насколько удалось организаторам Большого террора приблизиться к намеченной цели? В любом случае идея Сталина навсегда покончить с криминальным миром с помощью приказа № 00447 потерпела крах. За год с небольшим Москву вновь наводнили уголовники. И 21 февраля 1940 года Берия писал главе правительства Молотову, что за 1939 год и первые два месяца 1940 года московская милиция арестовала 28921 человека за различные преступления (разбой, кражи, убийства, хулиганство, нарушение паспортного режима). Кроме того, в Московском отделе уголовного розыска числились 7032 человека, ранее судимых за воровство, хулиганство, грабежи и другие уголовно наказуемые проступки. «Московская милиция, — писал Берия, — ежедневно задерживала в среднем 300–400 человек и около половины из них составляли «люди без определенных занятий и постоянного места жительства». Берия считал необходимым очистить Москву от бандитов, профессиональных воров и других криминальных элементов и просил санкционировать арест 5–7 тысяч уголовников, нелегально проживающих в Москве (в городе и области), с последующим лишением свободы решением Особого совещания на сроки до восьми лет. Кроме того, предлагал осудить 300 «профессиональных бандитов и грабителей», уже неоднократно судимых, на Военной Коллегии к расстрелу. Члены Политбюро Молотов, Ворошилов и Каганович согласились с этими предложениями, а Сталин, более того, начертал резолюцию: «За. Расстреляйте человек 600. Ст[алин]» {789}.