Инженерный отряд соорудил навес над тараном, и гулямы пошли на приступ. Около полусотни их толкали таран — бревно, окованное спереди железом. Оно висело на цепях, которые крепились к козлам. И все это сооружение передвигалось на огромных деревянных колесах.
Один из кошунов, спешившись и прикрываясь бревенчатыми щитами, подошел к крепостным стенам поближе и осыпал защитников тучей стрел. Вскоре со стороны городских ворот раздались глухие звуки ударов тарана. Один, другой, третий!
Ворота не были рассчитаны на таранные удары, и вскоре от досок полетели щепки. Одна из створок сорвалась с петель и рухнула. В образовавшийся проход тут же ворвались гулямы.
Что происходило внутри крепости, Тимур не видел, но хорошо представлял.
Гулямы вырезали защитников у ворот и хлынули на городские улицы. Они убивали всех, кого встречали на своем пути. Не щадили никого — даже детей, стариков, женщин. По улицам текли ручьи крови, отовсюду слышались истошные крики. Воздух был пропитан дымом и запахом крови.
И вот сопротивление защитников города подавлено, и каждый из оставшихся в живых жителей думал о собственном спасении.
Бежали к реке, набивались в лодки и отплывали подальше, с горечью и страхом наблюдая за разрушением города. Кому не хватило места в лодках — а таких было большинство, — отрывали от построек доски и бревна и пускались вплавь. А кто кидался в реку и так. Только широк Итиль, и не каждый даже хороший пловец переберется на другой берег.
Эмир не отзывал воинов — пусть их сабли напьются крови, а сами гулямы наберут трофеев. И войско грабило, жгло, убивало, насиловало. Из подвалов вытаскивали продуктовые запасы и тут же съедали, а что съесть не могли, прятали в чересседельные сумки — про запас. Ведь обоза с провизией за войском не было: эмир полагался на богатые трофеи — и оказался прав.
Войско бесчинствовало до позднего вечера, а утром Тимур уже отдал приказ на выступление.
Воины ехали, похваляясь друг перед другом добытыми трофеями.
Следующим днем пало Рахметовское, которое взяли шутя, за пару часов.
Потом пошли мелкие селения. Их проходили легко. Кто из жителей успевал сбежать, того не преследовали.
И на четвертый день войско Тимура подошло к Укеку.
В городишке явно уже были наслышаны о разгроме и резне в Бельджамене, потому как городские ворота были распахнуты настежь, на стенах не было часовых, а многие жители в страхе перед грозным именем Тимура разбежались, куда глаза глядят: к родне в стойбище, в далекие аулы.
Когда Тимур с войском вошел в городок, его встретили пустынные улицы. Двери многих домов были раскрыты, а хозяева, сбежав, все ценное забрали с собой.
Гулямы были злы — ведь они настроились на небольшой бой и трофеи. Но самое плохое, что испортило Тимуру настроение, — так это новость, что еще всего три дня назад здесь был Тохтамыш.
Гулямы поймали зазевавшегося жителя и хотели его убить, да их минг-баши помешал, решив сначала допросить его. А чтобы разговорчивее был, татарина били палками по босым ступням, что, надо сказать, очень больно.
— Я ничего не знаю! — кричал горожанин.
— Куда ушел ваш хан?
— Не знаю! Он никому ничего не говорил. Но ушли по дороге на Булгар.
— Сколько их было?
— Не знаю.
— Бейте, пока не вспомнит.
Гулямы принялись за дело. Минг-баши с удовольствием наблюдал за истязаниями.
— Пощадите! Их было около трех тысяч! Они с обозом прошли, а на второй его бросили и уходили налегке.
Минг-баши задумался. Раз пришли с обозом, а потом его бросили, значит, где-то здесь в городе должен быть груз с обоза?
— Осмотрите город! Перерыть все! — приказал минг-баши.
Эмир, занявший самое пристойное здание этого захудалого городишки, расположившись на ночлег, обратил внимание на шнырявших по улицам гулямов.
— Что, еще не все трофеи собраны? — удивился эмир, глядя с балкона.
— Пусто! Никаких трофеев! — доложил ему минг-баши.
— Тогда зачем людей гоняешь?
— Поймали горожанина, попытали слегка, и он проговорился. Что Тохтамыш пришел с обозом, а ушел на Булгар налегке, только верхами.
Глаза эмира хищно сверкнули. Не успел минг-баши сказать, что Тохтамыш ушел без обоза, как он понял, что надо искать. Что конкретно искать, он не знал, но это должно было быть что-то ценное. Хан заезжал в Сарай, откуда пошел на Булгар с обозом. Ну не гарем же он вез — женщин бы увидели. И не продукты — хана и его воинов кормили в городах, через которые они проходили. Ценные вещи вроде шитых золотом халатов или нечто подобное? Маловероятно. Хану надо жизнь свою спасать, ему не до тряпок. Где-то близко разгадка. Шитые золотом халаты… Вот! Казну он с собой из Сарая увез, чтобы она ему, Тимуру, не досталась!
Эмир спросил минг-баши, замершего рядом в почтительной позе:
— Пленник жив?
— Конечно, великий эмир. Как я мог приказать убить пленника, когда он сказал про обоз?
— Ко мне его! И найдите всех жителей, кто видел обоз или что-нибудь необычное!
Минг-баши ушел исполнять приказание, а эмир нервно ходил по комнате, оглаживая бородку. «Неужели где-то здесь, в Укеке, лежит ордынская казна? Это было бы большой удачей! Хан может еще побегать — все равно найду, вытащу из любой норы, куда бы он ни забился. А казну надо найти, даже если для этого придется пытать и убить всех жителей».
Усталость от долгого и утомительного перехода как рукой сняло. Эмир почувствовал возбуждение, взбодрился. Сейчас, когда он уже немолод, так мало осталось в жизни событий и вещей, которым бы он радовался. Битвы и большие деньги — вот что его еще занимало. Если битвы бодрили и заставляли бурлить кровь, как в молодости, то богатые трофеи позволяли без забот кормить армию — единственную опору государства и украшать любимый город Самарканд.
При воспоминании о столице на глаза эмира навернулись слезы — ведь там погребен его сын, его долгожданный первенец. После были и другие дети, другие жены, но смерть первого сына оставила в его жестоком сердце кровоточащую рану на всю жизнь.
Заявился минг-баши, виновато развел руки в стороны: обыскан весь город, но ничего ценного, так — мелочь. А пленник — вот он.
Минг-баши махнул рукой, и два огромного роста гуляма ввели в комнату пленного татарина.
— Так куда делся обоз? — спросил его Тимур.
— Не знаю, о повелитель. Я видел, как в город въехал хан с войском и обоз из нескольких повозок. Но, пробыв несколько дней, Тохтамыш ушел из города с войском. Я сам стоял у городских ворот и могу поклясться Аллахом — ни одной повозки не было.
Тимур задумался. Обоз — не иголка, в кушак халата его не воткнешь. Куда-то же он девался?
— Ну, хорошо, предположим — я тебе верю. А вот скажи, мусульманин, в эти дни, что хан был в городе, не произошло ли чего-нибудь необычного?