Животные паслись на северных отрогах гор, там, где открывался вид на обширные зеленые равнины, невообразимо богатые и плодородные. Согласно неписаному, но твердо соблюдаемому закону, линия, обозначенная речкой Лассеп, была границей территорий, что считались землями иссаров. За ними раскидывались юго-восточные степи, каждый год взбиваемые копытами стад в сотни тысяч голов скота: кочевые племена перегоняли тех из восточных к западным краям степей. Между кочевниками и народом иссарам было нечто вроде вооруженного перемирия. Странствующие степями племена явились на эти земли с тысячу лет назад и уже успели сочинить легенды о воителях с закрытыми лицами, что жили в горах и чьи законы и безрассудство в схватке пробуждали страх. Обе стороны старались избегать столкновений, иной раз торговали, иной раз – обменивались информацией, но случалось и так, что искушение легкой добычи бывало слишком сильно, чтобы отказаться от схватки. Стадо коз, охраняемое несколькими мальчишками, мнилось легкой добычей для восьмерых всадников, галопом влетевших на луг.
Сабер’х, самый старший из кузенов, поправил экхаар и осторожно выглянул из-за скалы. Кархоны ехали, низко склонясь, со стрелами, наложенными на тетиву луков, поглядывая во все стороны. Доспехи из вываренной кожи были расписаны знаками, отгоняющими зло, шлемы из бронзы обвязаны голубыми шнурами, должными приносить счастье в битве. Темные, смуглые лица, украшенные длинными усами, блестели от жира. За спиною у каждого торчала палица с насаженным на нее волчьим черепом с окрашенными в желтый зубами.
– Желтые Зубы, – пробормотал Сабер’х. – Думал я, что в этом году они не отважатся.
Йатех слышал, что в прошлом году этот род потерял в схватке с иссарам тридцать воинов. Горцев погибло лишь трое. Именно так и рождаются легенды.
Тем временем напавшие въехали в стадо, что закрутилось, заклубилось меж конскими ногами и застыло неподвижно, спокойно жуя траву. С пастбища их могла выгнать разве что стая демонов. Всадники миг-другой глуповато осматривались, выискивая защитников. Похоже, они надеялись на что угодно, только не на тишь да гладь.
Йатех уголком глаза приметил еще кого-то. Маленькая темная фигура, прижавшаяся к скалам в нескольких десятках метров слева. Ребенок? Женщина? Он чувствовал, что она смотрит на него, и только на него, словно желая взглядом своим пронзить его навылет.
– Сейчас начнется, – пробормотал кузен и толкнул его в бок. – Сиди на месте и не высовывайся.
Этого хватило. Как говорили мудрые старики, если хочешь, чтобы юноша взошел на гору, – запрети ему подниматься. Йатех сразу же позабыл о странной фигуре, поправил повязку на лице, проверил, легко ли выходят из ножен мечи.
– Посмотрим, – проворчал он с вызовом.
Сабер’х лишь усмехнулся. Вынул из-под верхней одежды пращу и два свинцовых шарика. Для боя – не для охоты: в края их впаяна стальная кромка, острая, словно бритва. Старшие обычно улыбались, говоря, что праща – это развлечение для детей, но такой снаряд, правильно посланный, мог обрубить руку или снести половину лица. Вблизи они пробивали кожаный панцирь.
Внезапно с противоположной стороны луга закричали. Кочевники разом обернулись в ту сторону. В щели меж камнями мелькнула серая согбенная фигура, три выпущенные в нее стрелы прошили пустоту, и в тот же миг Йатех увидел, как кузен становится на колено, вращая оружием. Был он лучшим пращником, которого Йатех знал. Не минуло и двух ударов сердца, как из пращи в руке парня сорвался расплывшийся в движении диск, а Сабер’х издал громкий, леденящий кровь боевой крик иссарам.
Двое кочевников повернулись, ближайший принялся натягивать лук. Снаряд пращи пошел по плоской дуге, почти напевая в полете, и ударил лучника прямо в рот. Лицо того словно взорвалось: казалось, даже если бы снаряд не имел острых краев, все равно сломал бы всаднику шею одной инерцией. Прежде чем мужчина рухнул с седла, меж косматыми козьими хребтами показались четыре замаскированные фигурки.
Атаковали они конных парами, идеально сыгранно, как многократно тренировали такое в родной афраагре. Один наносил удар справа или слева, связывая оружие врага сложной «мельницей», второй атаковал с противоположной стороны, уколом, секущим ударом, в грудь, живот, ногу, как сумеет. Старались они не ранить животных, трофейный конь был общим добром, умножавшим благосостояние племени. Все кочевники держали в руках луки, не достали еще сабель или топоров на длинных ручках, потому, прежде чем Йатех успел моргнуть, троих из них словно сдуло с седел. Последняя четверка, не оглядываясь на товарищей, рванула в разные стороны. Двое двинулись прямо на них, его и Сабер’ха.
Им нужно было преодолеть шагов тридцать, но кони разгонялись с трудом, под ногами их путались козы, один порядком приотстал. Сабер’х успел вложить в пращу второй снаряд, крутануть ее пару раз и послать тот прямо в башку мчащегося животного. На этот раз жизнь коня была менее важна, чем необходимость задержать нападавших. Свинцовый шар не разогнался достаточно сильно, снаряд лишь мазанул по черепу, отметив место удара кровавой полосой. К счастью, этого хватило. Животное отчаянно заржало, споткнулось, выбросило всадника из седла. Прежде чем кочевник приземлился, парень уже держал в руках мечи, заграждая дорогу второму кархону.
Всадник успел вытащить саблю, тяжелое кривое острие темной стали. Приподнялся в седле и рубанул сверху, прямо в голову Сабер’ха. Парень парировал левым мечом в глубоком приседе, одновременно нанеся правым широкий удар по задним ногам коня, между бабкой и скаковым суставом. Попал по одной, изогнутый клинок скрежетнул о кость, но хватило и этого. На следующем шаге животное странно, совершенно не по-конски, взвизгнуло и поехало задом по земле. Всадник выдернул ноги из стремян и на полном скаку спрыгнул с седла. Кувыркнулся, сразу вскочил на ноги, все еще держа саблю, и развернулся в их сторону. Ярость в его глазах могла бы рушить скалы.
Он вытянул руку в сторону отчаянно ржущего, пытающегося встать коня и обронил несколько слов на своем языке. Коротких, досадных, гневных. Сплюнул, подошел к коню и одним страшным ударом почти отрубил ему башку. Глянул на парней, и Йатех понял, что имел в виду дядя, когда говорил о людях, уже прошедших под острием смерти, но возвращающихся, чтоб забрать кого-то с собой. Этот кочевник знал, что умрет, но решил их убить – здесь и сейчас, и всего лишь из-за… из-за коня, которого они искалечили. Такое казалось им невероятным. Будто животное было членом его рода.
Сабер’х опустил оружие и слегка кивнул мужчине, после чего, присогнутый, двинулся к нему. Йатех поглядел на свои руки, сжимавшие рукояти мечей. Не помнил, чтобы их доставал. Услышал шорох за спиной, а потому повернул голову, желая сказать приближающимся кузенам, чтобы не вмешивались, ибо Сабер’х принял вызов. Удар пал на него, словно молния, должный попасть в горло, но в последний миг парень успел поднять руку, отбивая ятаган. Клинок скользнул по щеке, наискось, зацепив кость и дойдя почти до уголка рта. Боль оказалась ошеломляющей. Йатех качнулся в сторону, лишь случайно избегнув удара, нанесенного второй рукой. Это был тот кочевник, чьего коня ранил свинцовый окатыш. Во время падения он потерял саблю и теперь шел на мальчика с двумя ятаганами в руках. В глазах его горело безумие. Еще один, кто не желал уходить к предкам в одиночестве. Говорили, кархоны верят, что души врагов, убитых в последнем бою, остаются рабами воина, когда тот пройдет сквозь врата Дома Сна. Из-за этого, прижатые к стене, они сражались, словно демоны.