– Не… не знаю, господин.
– Давай так: я скажу, где ты находишься, а ты ответишь, кто ты такой. – Навер улыбнулся еще шире и снова взглянул на Кеннета. Пояс с мечом, как показалось лейтенанту, внезапно отяжелел, ладони прошила дрожь.
– Ты в замке Лав-Дерен, в столице свободного королевства Винде’канн. Ты прокрался под ворота, и там мы тебя схватили. Ты шпион?
Снова тишина, будто пареньку приходилось обдумывать даже такой простой вопрос.
– Я не знаю, господин.
– Не знаешь? – Навер схватил паренька за волосы. – Как это – не знаешь?
– Не знаю… не знаю, что такое шпион, господин.
Кто-то в зале фыркнул смехом: коротким, нервным и одновременно сдавленным.
– Это некто без чести и достоинства. Знаешь ли ты, что такое честь, парень?
Навер спокойно ждал ответа.
– Не врать, господин… И быть добрым к другим…
– Хорошо. Не врать. Скажешь ли мне, что ты здесь делал?
Формулировку ответа пленник подыскивал несколько ударов сердца. Какое-то время выглядело так, словно он пытается вырваться из рук людей Навера, потом он просто мотнул головой в сторону вышитых на плаще двух шестерок.
– Я теперь солдат, господин… Мой отряд шел к вам, ну и я следом.
Шум и сразу тишина, несколько солдат Горной Стражи шевельнулись. Кеннет лишь взглянул на десятников – и рота снова вытянулась, словно на параде.
– Солдатом? – Племянник тахга улыбнулся поощряюще. – И тебе приказали сюда прийти?
– Нет, господин. Я сам пришел.
– А знаешь ли ты, что за то, что ты скрывался у замка, за осмотр стен наказание – смерть?
Мальчишка дернулся, замер снова.
– Нет, господин… я…
– Тихо! Если носишь плащ имперской армии и скрываешься в ночи под замком в чужой стране, то твои выкрутасы тебе не помогут. Наказание за такое – замуровывание живьем в подземелье: тебя оставляют там, пока не помрешь с голода. Это суровое наказание, но справедливое. Шпион – самый отвратительный злодей. Кто-то, кто крадется в ночи, чтобы воткнуть тебе нож в спину. Понимаешь, парень?
Мальчишка рассудительно кивнул.
– Это как разбойник, господин?
На этот раз смех раздался в нескольких местах зала.
Кеннет глядел, не понимая. Мальчишке, даже если местные обычаи и не охраняли его, собравшиеся симпатизировали с каждым словом все сильнее. Пробуждал он самое большее снисходительность, а не гнев. Лейтенант перевел взгляд на стоящего в стороне жреца: тот кивал, довольный, будто все шло по его замыслу. И к чему все велось?
Он понял, когда Навер отозвался снова:
– Я тебе верю. – Он похлопал паренька по щеке жестом, каким похлопал бы по голове умного пса. – Верю и потому постараюсь, чтобы ты не был наказан, – и даже прикажу проводить тебя домой. Но ты должен доказать мне, что говоришь правду, что никто не приказывал тебе сюда прийти и что этот плащ – просто маскарад. Сними его, наплюй на него и нассы, чтобы мы видели – ты не шпион.
Стоящие в строю стражники дернулись, ломая линию, несколько потянулись за оружием.
– Рота!!! Смирно!!! – Кеннет успел прорычать это, прежде чем дошло до трагедии. – Стоять!
Они послушались, хотя некоторые из них – с промедлением: вернулись на места, выровнялись. Кеннет сперва взглянул на Навера, потом – на широко ухмыляющегося жреца и, пересилив себя, перевел взгляд на графиню. Не сомневался, кто здесь нынче командует. Сглотнул, почти просительным жестом прикоснулся к рукояти меча. На миг ему показалось, что видит в ее глазах сочувствие. Потом она покачала головой. Нет.
Нет.
Он повернулся к ней спиной.
Двадцать лет назад восьмая рота Четвертого полка Горной Стражи утратила два плаща в схватке с бандой веклавских разбойников. Двое солдат – так уж случилось – потеряли заплечные сумы. Кто-то из бандитов, должно быть, их нашел. Когда банду наконец выследили, оказалось, что головорезы бросили плащи в выгребную яму. Роту сперва отдали под суд, всю, а затем – распустили, а солдат перевели в другие отряды, где долгое время их воспринимали как отщепенцев. С того времени в Четвертом полку не было роты под номером восемь. К некоторым вещам в Горной Страже относились предельно серьезно. Кеннет знал: сделай парнишка то, к чему его подговаривал Навер, рота перестанет существовать. В таких делах не было смягчающих обстоятельств.
Когда он вступал в Стражу, командовавший ротой офицер набросил ему на плечи кусок материи – тогда еще белый – и сказал: «Носи его с честью, заботься, штопай и никогда не позволяй, чтобы кто-нибудь его оскорбил. Он делает тебя стражником». И он все еще помнил эту сцену. Солдаты могли не надевать плащи, иной раз демонстративно, порой – ради выгоды, но для Горной Стражи этот кусок груботканой белой материи был знаком статуса, символом принадлежности к воинственным, упорным отрядам горной пехоты, о которой рассказывали, что она не слишком уступает в битве самой имперской гвардии. Была это единственная регламентированная часть их обмундирования, знак и опознавательный символ. Вместо штандартов и знамен, вместо лардосса – деревянного древка с символом полка, размещенным на верхушке, – Горная Стража носила свои плащи. Кеннет никогда не слышал, чтобы хоть кто-то из стражников продал свой плащ или бросил его на поле битвы добычей для врага. Правом владеть им они обладали с момента вступления в Стражу и до самой смерти, когда их обертывали плащом перед погребением. И не имело значения, что плащ был подарен кому-то вне отряда. На нем все еще был номер роты, две вышитые черным шестерки. Они не должны были позволить, чтобы кто-то его оскорбил, и при этом ничего не могли поделать.
Жрец смотрел ему в глаза и улыбался. Навер продолжал:
– Ну, парень. Я твой друг и вправду хочу помочь. Только покажи мне, что это всего лишь тряпка, которую ты накинул на себя, чтобы уберечься от холода. Не переживай, получишь новый плащ, лучше и теплее. Только сними этот, наплюй и нассы на него, чтобы я знал: ты не шпион.
Пленник дернулся, плаксиво скривился. Молчал. Наконец медленно покачал головой.
Пощечина прозвучала так, словно кто-то бросил кусок мяса на доску. На этот раз бандит бил раскрытой ладонью: болезненно и унизительно.
– Я не стану ждать до утра! – рявкнул он. – Покажи мне, что ты не шпион, или умрешь. Давай! Отпустите его.
Присные отступили, мальчишка покачнулся, мгновение казалось, что опрокинется. Кеннет сделал шаг в его сторону.
– Лейтенант… – Шепот – нет, шипение – графини воткнулось в основание черепа, словно острие.
Он знал, что поставлено на кон, знал о горящей границе, уничтоженных городах, сровненных с землей селах, о крови, мертвых, слезах. На кон поставлено именно это. Если его сумеют спровоцировать, если он вытянет оружие, бандиты Навера ворвутся в зал, и начнется резня. Переговоры бесповоротно провалятся. Сам тахг, возможно, заплатит жизнью, а его племянник воссядет на трон. И потом боевой культ Сетрена-Быка сожмет здешние кланы в железном кулаке и двинет на восток. Именно поэтому жрец не спускает с него взгляда. Здесь решается кое-что большее, чем судьба одной роты. Но ему-то легче не было.