– Да, ваша честь? – не ожидавший к себе обращения коротышка вздрогнул и уронил с носа очки.
– Поручаю вам и брату Карлосу контроль над искупающим свою вину братом Эриком. Пронаблюдайте за его действиями, ежели что – подбодрите, помогите захоронить тела... Брат Карлос, в вашем отряде есть бойцы, в надежности которых нет никаких сомнений?
– Все, ваша честь! – гордо ответил сарагосец. – Я безоговорочно доверяю всем моим людям!
– Достаточно и четырех... Итак, задачи на завтра ясны? Ну и замечательно. Значит, объявляю совещание закрытым. Я хочу спать, так как жутко устал – эта мерзкая тварь лишила меня такого количества крови... В общем, все свободны.
Бернард с понурой головой удалился первым, ни на кого не глядя и не сказав ни слова. Его достоинство изрядно потрепали – старый вояка забудет такое не скоро.
– Брат Эрик, подойдите ко мне, – прекрасно сымитированным голосом тяжелораненого подозвал меня Аврелий.
Гонсалес, пропустив Конрада к выходу, тронул меня за плечо и произнес:
– Будь готов к семи. Я зайду за тобой.
И Матадор вышел в ночь за семенившим перед ним коротышкой-магистром.
Я приблизился к постели Аврелия. Его лицо уже не источало того страдания, что еще за минуту до этого.
– Брат Эрик, – доверительно обратился он ко мне. – Я полностью рассчитываю на вас. Вы еще молоды и у вас все впереди. Не ломайте карьеру, не ломайте судьбу. Для нас ваша жизнь куда ценнее, чем жалкие жизни этих четырех ничтожеств. Так сберегите ее в целости и сохранности для страны, для Пророка, для Господа Бога. Мы ведь с вами поняли друг друга?
– Я понял, ваша честь, – хоть и неуверенно, но постарался обнадежить я инквизитора. – Не волнуйтесь, я выполню приказ так, как и подобает истинному Охотнику – четко и без колебаний.
– Ничуть не сомневаюсь, командир отряда! – кивнул мне на прощание магистр Аврелий...
Едва переступив порог своего отсека, я тут же кинулся к умывальнику и скрючился над раковиной – меня рвало как обожравшегося тухлым мясом вшивого бродячего пса...
«– Это все? – спросил я.
– Все, что тебе следует знать, сынок, – ответил Сильвер.
– А теперь я должен выбирать?
– Да, теперь ты должен выбирать, – сказал Сильвер».
Р. Л. Стивенсон. «Остров Сокровищ»
Первый раз я убил человека в самом первом своем рейде, находясь тогда при Восьмом отряде Фабио Петрелли. Мы преследовали в предгорьях Альп большую группу язычников, устраивающих по ночам ритуальные танцы вокруг деревянных истуканов и разводящих огромные жертвенные костры, на которых они приносили в дар своим богам ворованный у крестьян мелкий рогатый скот. До жертвоприношения людей благо дело еще не дошло, потому язычников мы старались вылавливать живыми. Однако как только те оказались зажатыми между двумя горными склонами, вся наша человеколюбивая тактика сошла на нет, поскольку грязные бородачи принялись оказывать яростное сопротивление, тяжело ранив нашего бойца.
Я, будучи еще не обстрелянным, сидел в засаде на самом безопасном участке и перекрывал узенькую скальную тропку, настолько непроходимую, что вероятность отхода по ней противника практически равнялась нулю. Но тем не менее один, желающий вырваться на свободу идолопоклонник выскочил-таки мне навстречу со взведенным арбалетом наперевес.
«Стой! Оружие на землю!» – заорал я испуганным голосом, так как не ожидал его появления. Бородач же не послушался, а как раз наоборот – вскинул арбалет к плечу. Расстояние между нами было небольшим, и я, не задумываясь, из классической стойки с колена, влепил язычнику две пули в грудь и одну в голову.
Первоначальное, граничащее с эйфорией, возбуждение к вечеру сменилось тоскливым чувством вины в том, что в принципе человека-то можно было и не убивать, а лишь ранить, но по неопытности и из-за испуга я совершил самый тяжкий грех – отнял чужую жизнь.
Ящерица нашел меня сидящим в стороне от стоянки наших трейлеров и апатично взиравшим на опускавшееся за снежные вершины Альп солнце.
«Держи-ка», – протянул он мне полную кружку магистерского кагора, которую я тут же при нем в три глотка и осушил.
«Недурно, сынок, ты сегодня поработал, – похвалил меня Петрелли. – Не хуже, чем тогда у Анджея в тире».
Я молча кивнул.
«Не расстраивайся. Все первый раз чувствуют себя погано после этого, – продолжал он. – Но согласись: убив ублюдка, ты сохранил собственную жизнь, а для меня и для всех нас она стоит куда дороже, чем жизнь этого ненормального. Значит, ты думал не только о себе, но и о своих братьях. Так что отныне ты и есть самый настоящий и полноправный Охотник. Добро пожаловать в Братство, сынок!»
Намного позже один в один я повторил эти же слова моему бойцу Энрико, тоже лишь недавно открывшему свой боевой счет.
С момента первого убийства мной отступника прошло чуть более десяти лет. С тех пор я отправил к Господу много душ, даже очень много. Где-то на двадцатой я просто сбился со счета, а случилось это давным-давно. И по ночам я всегда спал крепко, не терзаясь угрызениями совести. Всегда, вплоть до этой, без преувеличения будет сказано, самой тяжелой ночи в моей жизни...
Левая рука дрожала, не переставая, и я, лежа на нарах без малейших признаков сна, держал ее за запястье правой. Ощущение того, что я должен буду совершить сегодня утром, разрывало сердце.
«Не вляпайся в какую-нибудь неприятность!» – напутствовал меня перед отъездом Михаил и как в воду глядел. На ум лезли также его слова о выборе жизненного пути, сказанные русским с неделю назад во время нашей дорожной беседы:
«...А знаешь, чего я больше всего боюсь? Боюсь выбрать неверно. Боюсь, кто-то пострадает без вины от этого...»
Интересно, правильный ли выбор сделал я? Ну, разумеется, правильный: я воин на службе у Господа и обязан выполнять приказы его непосредственных слуг – моих магистров и командиров, какими бы они – эти приказы – ни были. Таков Устав, таковы законы Братства, членом которого я являюсь и которому присягал на Святом Писании. Больше спорить на эту тему не имеет смысла!
Но почему же тогда этот Бог так жесток со своими самыми маленькими, самыми беззащитными рабами? Да и от него ли исходит этот приказ? Может, прав был Проклятый – мы не понимаем друг друга, поскольку немыслимо далеки и толкуем все исходя из собственных фантазий. А фантазии-то у всех разные: у кого-то добрые и светлые, а у кого-то совсем наоборот. Как у Пророка, например...
Больше всего на свете мне хотелось сейчас услыхать совет самого Господа, уж коли так пошло, что я выполняю его волю, а не волю его ближайших подручных. Однако Всевышний вновь молчал, либо полностью соглашаясь с ними, либо действительно не понимая. А жаль...
Вероятно, когда-нибудь я смирюсь с мыслью о том, что застрелил троих детей и женщину, хотя буду относиться к этому как к главному позору своей жизни, постоянно думать о нем, иногда молча страдать по пьяной лавочке, кусая себе губы. Так или иначе, но со временем все это должно порасти быльем, главное, пережить первые дни после казни...