У всех сотрудников детдома, и завхоза в том числе, навсегда на лицах сложилось зависимое выражение: «Дай взаймы». А у Розы Альбертовны – непримиримое, жесткое ответное: «Не дам!»
Некоторые бумаги она подписала, некоторые, ничего не объясняя, скомкала и швырнула в урну. С трудом выпростала из-за стола туго обтянутый твидом живот, проплыла по устилавшему кабинет огромному белому ковру.
В коридоре шла, выборочно проводя пальцем по радиаторам. Заглянула в медпункт и молча показала испуганно привставшей медсестре палец, слегка серый от пыли. Заглянула в спальню маленьких девочек, где идеально застеленные кровати можно было вымерять ниточкой.
В подсобном помещении кухни сломалась картофелечистка, и несколько женщин привычно быстро чистили картошку. Роза Альбертовна выловила из воды картофелину, длинным острым бордовым, как свернувшаяся кровь, ногтем колупнула глазок и швырнула обратно в котел. Женщины засуетились, перебирая, просматривая уже очищенные клубни.
Набросив телогрейку, Роза Альбертовна вышла на задний двор. Там в хлеве бодро хрюкали свинки. Из рук покормила печенками отдельно содержащуюся трехсоткилограммовую любимицу Розочку, рассеянно выслушала отчет свинарки. Над детдомовскими полями стелились вкусные дымы от сжигаемой картофельной ботвы.
Детский дом, который возглавляла Роза Альбертовна, считался образцовым, занимал первые места в региональных и даже общероссийских конкурсах.
Роза Альбертовна была очень пробивной человек. Бумаги, которые сейчас приносила на утверждение завхоз, включали список гостей, приглашенных на новоселье. А также меню праздничного ужина, расчеты и распоряжения: сколько березовых дров и веников уйдет на сауну, сколько свинок подлежит заколоть на шашлыки, сколько помидоров, хрена и перца с детдомовского огорода пустить на «фирменный», по домашнему рецепту самой Розы Альбертовны, приготовленный соус и т. д.
Список гостей был вычитан и жестко скорректирован накануне. Сюда входили «свои» краевые чиновник и депутат, пробившие для детдома строительство великолепного левого крыла с сауной и бассейном. По статистике, на строительстве любого объекта можно украсть 10 процентов бюджетных средств. Депутат и чиновник только посмеивались в усы над наивной статистикой.
Затем: шеф детского дома – директор завода, несколько дам из соцобеспечения. И обязательно – Галина Ефановна из детской комнаты милиции. Затем: юноши, молодые да ранние, из молодежного отдела городской администрации: они ежегодно устраивали Розе Альбертовне поездки по обмену опытом в Европу и Америку.
Ну, еще нужные человечки из СЭС, пожарной охраны. Список завершал корреспондент, плодовито строчивший заметки. В них он называл детский дом «одной дружной семьей» и «теплым домом», где Розу Альбертовну детки называли не иначе как мамой.
Стараясь не запачкать в жирной черной земле новые, туго обтягивающие икры сапожки, Роза Альбертовна любовалась зданием. И раньше, огражденный глухой кирпичной стеной, детдом походил на крепость. Возведенное недавно левое крыло с башнями и узкими, как бойницы, окнами придавало законченный вид неприступного замка. Не хватало только рва с водой и моста на цепях.
Правда, с некоторых пор над крепостью Розы Альбертовны нависла угроза в образе семейных пар и одиноких дамочек. Начитались, видите ли, вредных статей об осчастливленных детях, об опекунстве и приемных семьях. Много их, умников, готовых разобрать воспитанников, позакрывать казенные учреждения, отнять сытный хлеб у Розы Альбертовны в виде директорской зарплаты плюс ежемесячных 20 тысяч на содержание каждого казенного ребенка. Щас, разбежались.
Вон на днях заявилась одна такая восторженная стареющая девушка (имя запомнилось: старомодное, редкое – Вера). Принесла заявление об удочерении пятиклассницы Томы. Одной – Тому, другому – Рому – и нет детдома (даже в рифму получилось). Не успеешь оглянуться, растащат, а Роза Альбертовна его любовно по прутикам собирала.
Вера эта, подавая заявление, вся от благости светилась, будто голая задница при луне. Воображала, наверно, ей медаль за душевный порыв здесь выдадут. Мать-героиня хренова. Щас, много вас, раскатавших губу на халявные опекунские…
После Вериного ухода Роза Альбертовна набрала Аллочку из отдела опеки. Предупредила: чтобы носом землю рыла, нашла зацепку для отказа ретивой усыновительнице.
Сама, выпростав из-за стола тугой живот, прошлась по вечерним спальным, поговорила со своими, прикормленными девочками из старшей группы. Пощипала за щечки:
– Будут, будут вам выпускные платья – шифоновые, со стразами – какие хотите.
И сразу всплыл эпизод с пощечиной на железнодорожных путях. Да таких Вер на пушечный выстрел нельзя подпускать к воспитательному процессу. Налицо факт грубого физического насилия, избиение ребенка. Нанесение неизгладимой душевной травмы неокрепшей психике, ранимому девичьему организму.
Роза Альбертовна не мешкая позвонила Галине Ефановне в детскую комнату милиции. Та подтвердила: подсудное дело, хорошо, если обвиняемая отделается крупным штрафом. А нечего тут. Устроить показательный процесс для всех, кто покушается на незыблемые устои государственной системы, на владения Розы Альбертовны.
Гости резвились как малые дети, отрывались по полной. С хохотом, визгом, с догонялками, прятками, звонкими шлепками по разным мягким местам. В третьем часу ночи центр веселья из столовой переместился в сауну, сюда же перенесли оставшиеся снедь и напитки.
Роза Альбертовна шалила, как девочка, и была очаровательна: раскрасневшаяся, с выбившимися из прически, прыгающими влажными черными кудряшками. Показала унылой тощей Аллочке из отдела опеки, даром что той 23: мужчины не собаки, на кости не бросаются, а по-прежнему ценят в женщине пышные формы и веселый нрав. Самая трезвая, Аллочка первая заметила:
– Вроде дымом пахнет.
– Это шашлыками пахнет. Ты лучше выпей да закуси.
Когда дым поплыл и слева, и справа, и снизу, и со всех сторон, визг из игривого сменился на панический. Бросились к дверям – крепко заперто снаружи. От прибывающего дыма слезились глаза, горько жгло в носу, а снаружи ясно доносилось характерное сухое, дробное потрескивание. Развернулась безобразная сцена под названием «Спасение собственной жизни»…
– Ну, Альбертовна, спасибо, устроила баньку. На всю жизнь запомним, – так или примерно так начинались утренние звонки в ее кабинете. Роза Альбертовна, с приличествующим моменту скорбным лицом, отвечала тихим печальным голосом.
Напротив за столом неотлучно сидел, что-то вынюхивая, писал следователь. Было накурено – хоть топор вешай. Нагло, без стука входили и выходили люди в штатском и милицейской форме. Янтарный паркет «елочкой» мерзко заляпан, загажен. На белоснежном ковре, который в суматохе никто не догадался отвернуть, отпечатались огромные глинистые следы от ботинок. Роза Альбертовна отсутствующим взором смотрела на поругание кабинета и ковра. Все летело в тартарары.
Виновница ночного ЧП, поджигательница Томка во всем призналась и сидела в изоляторе. Спешно оформлялись документы на препровождение ее в специнтернат в другой город.