– Это мой портрет?! А я тут пересмотрела работы… Знаешь, куда до тебя Врубелю!
«Нет, каков изуверский способ гражданского уничижения! Людей ставят в позу из Камасутры! Касса на автовокзале – низенькая щель, амбразура, в которой просматривается лишь туго обтянутый платьем живот кассирши. Чтобы заглянуть в окошко, нужно согнуться в три погибели и выпятиться особым похабным образом: по-русски говоря, стать раком. И так всюду: в больницах, на почте, в присутственных местах. Прорезают окошки на уровне колен: чтобы посетители невольно отвешивали поясной поклон. Откуда это, с какого крепостного времени?»
С такими сердитыми мыслями Зеня входил в междугородний автобус и располагался в удобном кресле. Вообще-то его звали Женя, Евгений Иванович. Но однажды по телевизору показывали фильм «Особенности национальной охоты». Там шепелявый, сюсюкающий финский актёр смешно искажал имя переводчика. И вот сначала коллеги, а потом знакомые дружно переименовали Женю в «Зеню». Очень остроумно. Дебилы. В смысле, не актёры, а знакомые – дебилы. Хотя и те хороши.
Автобус мягко тронулся. Хороший автобус, немецкий, высокий, поблёскивающий красным лаком, как огромный леденец. Пешеходы поглядывали с завистью на пассажиров-счастливчиков, карабкающихся на верхотуру. Может, им казалось, что это едут заграничные туристы. Зене тоже хотелось так думать. Он даже зеркальные солнцезащитные очки нацепил – чтобы окончательно походить на заграничного туриста.
Ехать предстояло долго – три часа. В середине пути он сойдёт в своём городке, а автобус поедет дальше. Зеня откинул кресло и прикрыл глаза. И сразу над ухом щёлкнуло и взвыло радио «Шансон» – водитель врубил на полную мощность.
Вот тебе и цивилизованный автобус. За границей-то: кому нужна музычка – пжалте наушники. А другие, может, поспать в дороге хотят. Хотя у нас, хэ-х! Оставь наушники в свободном доступе… Мигом стырят.
Зеня взглянул на панель над головой: там весело светились и мигали разные зелёные и красные огоньки, штучки, регуляторы, тумблеры. Начал крутить всё подряд, пытаясь уменьшить звук.
– Я те покручу, – многозначительно пообещал водитель в микрофон. Он давно наблюдал Зенины действия в зеркале. – Самому ведь откручу. Деятель.
Зеня отвернулся к окошку. Стоило платить за билет полтысячи, чтобы всю поездку быть насилуемым в жестокой, особо извращённой, противоестественной форме. Громким шансоном через уши. Всю дорогу обдумывал текст письма автобусному начальству – ёрзал, елозил. Даже давление немножко подскочило.
И ведь остальные пассажиры сидят, терпят. Трусы. Быдлота. Зеня полез в портфель, вырвал из блокнота листок. Пожевал, скрутил подобие берушей. Заткнул уши. Всё равно слышно.
Нет, ну не быдло? Ведь сидят все, злятся. Молча переваривают, психуют. На блатной этот шансон, на поклоны в окошки, на прущее отовсюду хамство. Молчат, наливаются злостью, а потом ка-ак плесканут накопленный негатив… Вот вам и вся причина русского бунта.
Сам Зеня шофёру благоразумно ничего не сказал. Ему нужно было сходить немного раньше вокзала – остановка по требованию. Захочет шоферюга – остановится. Не смилостивится – топай по обочине два километра до дома.
Всё же он ухитрился вздремнуть. Когда открыл глаза – в проходе между креслами стояло новое лицо: светловолосая пассажирка. Вообще-то водитель не имел права подсаживать человека в пути, все места заняты. Но разве такой хлыщ упустит возможность подкалымить?
Вот вам и ещё грубое нарушение правил пассажирской перевозки. Водитель знал, что Зене скоро выходить. Получалось, Зеня как бы уже занимал чужое место. Неприятно.
У ног женщины стояла большая сумка и сложенная детская коляска. А у пожилой сердобольной пассажирки впереди на коленях появилась девочка лет трёх, тоже светловолосая, с бантиками. А матери место никто не уступил – молодая, не рассыплется.
Светловолосая стояла в профиль, держалась за вертикальный поручень. Девушка с шестом. Нет – с веслом. Такая вся статная, плотная, будто вылепленная из цельного куска гипса. Зеня загляделся. Он любил таких женщин… корпулентных, сильных, в теле.
Раньше Зеня жил с одной. Жена не жена, потом она его бросила. Женщины любят внимание: чтобы им дарили обновки, побрякушки, водили в ресторан. И чтобы под ручку вёл импозантный мужчина. А на Зене вечно клеёнчатая курточка с детским капюшоном и сиротская шапочка.
Зэня любил свою сожительницу. Хотя она была не в его вкусе, похожая на ящерку. Глазки блестящие, сама узенькая, изменчивая, юркая – не ухватишь. Когда Зеня представлял её в чужих объятиях, до того болело сердце – стонал и ухал.
Однажды подкараулил на улице, и ящерка благосклонно дала понять: если Зеня сменит имидж – она к нему вернётся. Он, не веря, счастливо заглядывал в её глаза, держал узкую лапку в своей, перебирал пальчики.
– Ну-у, – перечисляла она, – в тренде кожаные польта в пол. Дальше – Зеня, слышишь? – к пальту меховую шляпу. И, ещё, сделай в доме ремонт… – вдруг, оглянувшись, вскрикнула, зло выдрала руку, вильнула хвостиком на сторону.
Как ящерка не понимала: тряпки – это всё тлен, суета сует и всяческая суета. По космическим часам, человеческая жизнь – триллионная доля секунды. Тратить её на пыль, на труху, на барахло – неразумно, расточительно. Нужно спешить познавать Мир, размышлять, наслаждаться Прекрасным, самосовершенствоваться…
Ах ты, господи! Вот пусть она представит Великий Космический Разум – в виде гигантского костра, освещающего самые мрачные ледяные закоулки Вселенной. Костёр трещит, рассыпает мириады искр: они летят, на мгновения вспыхивают и гаснут. Это и есть божии отблески, человеческие жизни. А если не вспыхивать и не сгорать, тогда зачем – костёр?…
– Ду-ду-ду, ду-ду-ду, – передразнила ящерка. – Надоел, долдон.
И ускользнула – навсегда.
Сейчас Зеня смотрел на девушку с шестом, на её простое круглое лицо. Думал: какая она? Стала бы благодарно внимать, оценила бы его пылкие монологи? Это был его критерий при выборе спутницы жизни. Сами женщины даже не подозревали, что проходят мысленный строгий Зенин тест на пригодность.
Они уже въезжали в город. Зловредный водила не притормозил, хотя Зеня даже слегка согнулся в поклоне, приобнял шофёрское кресло и подпустил в голос заискивающие нотки. Просто насмешливо скосил на Зеню круглый, наглый петушиный глаз – и прибавил газу.
Может, помнил, как Зеня крутил штучки на панели. А может, просто нравилось чувствовать себя хозяином положения. Такие вот деревенщины, которые ещё недавно, извините, попу лопухами подтирали – им дай насладиться маленькой властью.
Ну, что ж. По крайней мере, на автовокзале можно заскочить в туалет. Пока сидел – вроде ничего, а как встал – резко напомнила о себе выпитая на дорогу привокзальная бутылка воды. Жизнь научила Зеню терпеливо, покладисто, философски относиться к невзгодам и коллизиям, даже из них извлекая маленькие выгоды.