А потом они вдвоём с Гу Инь ползали на коленях по плотно утрамбованному земляному полу, отскребая кровь и мочу, что просочились сквозь камышовую циновку. Саму циновку, ясное дело, придётся выбросить. Ваня хотел было унести её на двор, но Юншань велел перепуганным такой внезапной побудкой детям и носа за порог не казать. Циновку вынес и сжёг Фэнь, который затем взялся за починку окна… У Яны не было ни малейших сомнений, что после допроса пленного сотник пошлёт за ней. Ну, и за Юншанем, естественно. И учинит им не менее пристрастный допрос, хотя историю с «чёрным человеком» он и так знал. Причём не столько на предмет выдоить новые знания, сколько отредактировать её легенду для подачи тем двум чиновникам. Насчёт молчания киданя она не обольщалась, этот недоделанный ниндзя был в достаточной степени деморализован её мнимой сопричастностью к неведомой банде «чёрных». Степняк небось навоображал невесть чего и совершенно не был рад, что его втянули в разборки столь запредельно жестоких существ. Это чем же «гость хана» смог так запугать киданей, не щадивших в набегах даже грудных младенцев? Яна полагала, что вряд ли это узнает.
Не прошло и двух часов, как за ними явился десятник Вэй с солдатами.
– Господин сотник велел взять ваш дом под охрану, почтенный мастер, – вежливо, но с настороженной ноткой сказал он Юншаню. – А вам и вашей жене велено немедля явиться для беседы. Какие-то важные вести, касающиеся вас лично.
Судя по всему, десятник недоумевал: какие такие важные вести могли касаться личности старшины оружейников? Но в армии хуанди не было принято обсуждать приказы начальства. Он и не обсуждал, а выполнял, резонно полагая, что это не его ума дело. Однако своё мнение никто ему иметь не запрещал.
На переодевание в праздничное платье времени ей никто не дал, пришлось идти как есть, в повседневном.
Сотника, впрочем, это не смутило: он сам был в доспехах, причём далеко не в парадных, разве что шлем снял. Присутствие встревоженных Елюев, отца и сына, было понятным: на сей раз диверсантом оказался их соплеменник, пусть и другого рода. Поскольку тревоги на стенах не поднимали, а караулы были усилены и смотрели в оба, сотник Цзян резонно предположил, что «недоделанные ниндзя» могли затесаться среди союзных киданей. Сейчас подчинённые Елюя совместно с десятником, отвечавшим за расследования, наверняка прорабатывали эту версию, пока хан с сыном гостили у сотника… и не могли повлиять на ход следствия. Но Яну смутила расписанная красивым пейзажем ширма. За ней явно кто-то был. Кто-то, кого гостям сотника видеть было не обязательно… Супруги Ли отвесили почтительный поклон, после чего чинно уселись на указанное сотником место.
– Вот люди, на которых подняли руку те двое, – проговорил тот, обращаясь к знатным степнякам. Судя по красным глазам и осунувшемуся лицу, выспаться как следует сотнику уже давно не удавалось. – Это старшина оружейников мастер Ли Юншань и его жена. Как видите, никакая она не ведьма, а вполне законопослушная женщина, супруга почтенного мастера. Она родом с самого западного пограничья каганата Ашина. Родич Ванчжуна более полугода назад стал жертвой собственной недальновидности, позволив неизвестному чужеземцу сделать себя орудием личной мести семье этой госпожи. А сам Ванчжун, проявив ещё большую недальновидность, вдруг решил, спустя полгода, что это его тоже касается. Заодно он очернил вас обоих в моих глазах, что является куда более серьёзным проступком.
– К нам присоединялись люди из других родов, это так, – степенно проговорил хан Елюй. – Родичи по женской линии и юноши из дальних кошей. Прости, сын гуна. Это моя вина, я не придал значения тому, из каких именно аймаков они приходили в последнее время.
Отец и сын виновато склонили головы.
– Я вам верю, – кивнул сотник. – Но мои воины теперь с недоверием будут относиться к твоим. Как нам решить эту проблему? Я могу приказать им ходить в совместные караулы, как и прежде, но не смогу приказать оставить подозрения.
– Пусть то, что говорилось в этой комнате, не выйдет за её пределы, сын гуна, – предложил хан. – Солдатам и моим воинам можно сказать, что почтенный мастер и его супруга случайно заметили лазутчиков, и потому стали жертвами нападения.
– Сначала послушаем, что скажет десятник-дознаватель, – сотник хлопнул ладонью себе по колену. – Но пока его здесь нет, давайте решать, как нам всем поступить. Замысел Ванчжуна прост: рассорить нас и вынудить поднять мечи друг на друга. Разрушение замысла врага – один из путей к победе над ним. Потому никакой вражды я не допущу. Любой ценой. А уж каким методом я этого добьюсь… Ну, вот, кажется, дознаватель возвращается. Послушаем его. Пусть и почтенный мастер с супругой послушают, их это тоже касается.
Штатным дознавателем в крепости был десятник Тао – невысокий, невзрачный, щуплый с виду ханец лет тридцати. Но внешность обманчива. Те, кто лицезрел его гоняющим солдат по несколько часов на тренировочных поединках – причём без видимых признаков усталости – с этим выводом согласятся. А ещё он был крайне немногословен, очень умён, хранил в своей памяти досье чуть ли не на каждого обитателя Бейши и был фанатично предан императрице-буддистке. Ибо являлся столь же фанатичным последователем Будды и не скрывал, что однажды, исполнив свой долг перед хуанди, уйдёт в монастырь. Поскольку сотник сидел на лавке, Тао встал на одно колено и по-воински склонился – левая ладонь поверх правого кулака перед лицом.
– Господин, – негромко сказал он. – Они пришли в семью родной тётки пол-луны назад. Сказали, что отложились от Ванчжуна.
– Что семья? – коротко спросил сотник.
– Они подавлены, господин. На их головы пал позор.
– Другие семьи проверил?
– Пришедшие в род Елюя выходили к нам сами и называли свои имена. Все, кроме одного. Это третий брат. Он пытался бежать. Когда его схватили люди хана Елюя и повели ко мне, откусил себе язык и истёк кровью.
Сотник Цзян многозначительно переглянулся с помрачневшим ханом. То, что Ванчжун пришлёт к Елюю своих диверсантов под видом дезертиров, это и козе было понятно. Потому и была усилена охрана стратегически важных объектов крепости. Но вот то, что их целью станет семья неприметного мастерового… Сотник сделал всё возможное, чтобы имя много знающей чужеземки оставалось в безвестности. Как выяснилось, возможного оказалось недостаточно. Сам он проболтаться не мог, ибо больше не пил. Те чиновники, что занимались пушками, попросту не знали о женщине. Елюй-младший – тоже. Семья Ли разумно помалкивала. Значит, информацию о жене мастера Ванчжун мог получить лишь из того же источника, что и его покойный родственник, возглавивший нападение на обоз и бесславно сложивший голову. Собственно, допрос пленного подтверждал именно эту версию. А вот весьма болезненное самоубийство третьего лазутчика показывало, что Ванчжун знает гораздо больше и своими знаниями делиться ни с кем посторонним не собирается. И что он, а с ним и его люди, кого-то очень сильно опасаются, а это степнякам совсем не свойственно.
– Десятник, останься. Чуть позже я отдам тебе распоряжения… А тебе, хан, придётся ещё раз проверить пришлых и их родню, – произнёс сотник, старательно выверяя каждое слово. – Заставь их принести клятву согласно обычаям и напомни, какая судьба ждёт всех клятвопреступников. Простые родовичи, насколько я знаю, соблюдают обычаи свято. Твоя вина заключается лишь в недосмотре.