– Нужно уходить в Ала-тоо, – глухо проговорил Ванчжун, не глядя на жену. – Или к племенам мэнь-гу, это лучше.
– К дикарям? – Сюйцзы надменно усмехнулась.
– Пусть к дикарям. Их легче будет приручить и поднять на войну с империей по весне. Если нам это удастся, ещё посмотрим, чьё имя будут выкрикивать на курултае.
– Как скажешь. Но Айяна тебе придётся отпустить сейчас. У него на весну другие планы.
Ванчжун кое-что знал о планах родственников жены. А то, что оные планы переносятся на будущую весну, вместо того чтобы выждать ещё пару лет, о многом говорит. Мохэ явно скорректировали свои политические конструкции с учётом появления у империи огненного оружия. Это правильно: лучше напасть на врага, пока тот ещё относительно слаб, чем ждать, пока он усовершенствует оружие и увеличит свою силу.
– Уходим, – он хлопнул себя по колену. – Шаманы говорят, что этот ветер надолго. Тюркам и ханьцам он тоже досаждает, но у них в обозе юрты и припасы, а мы…
Он не стал добавлять: «…мы рассчитывали поживиться в крепости». Умному достаточно уже сказанного. А его женщины умны, хоть и излишне прямолинейны, когда дело касается приказов великого господина.
Она приметила, где держат «говорящую шкатулку», когда ханшу наряжали и подбирали украшения к наряду. Где знатная женщина может хранить чтимую и невероятно дорогую вещь? Разумеется, в шкатулке с драгоценностями. В отдельной коробочке.
Маленькая, с половину женской ладони, чёрная штуковина с белой крышкой легко уместилась в футляре для притираний. Всего-то и дела, что выбросить баночку с белилами, а саму «шкатулку» обернуть кусочком шёлка. Для служанки с доступом к ожерельям и серьгам ханши ничего сложного. Гораздо сложнее оказалось выбраться из взбудораженного киданьского лагеря.
Ветер и холод. Холод и ветер.
Она слышала, как возмущались воины в карауле: мол, этот ветер – явное недовольство духов предков делами Ванчжуна, надо бы держаться подальше от вождя, потерявшего благословение небес. Она промёрзла до костей в украденном тулупчике одной из «чёрных» служанок, пока, стараясь не попасться никому на глаза, добиралась до условленного места. А когда молчаливый человек в степняцкой одежде наконец провёл её в крепость через сгоревшие крестьянские выселки, она готова была на всё ради чашки горячего бульона и места у очага. Но провожатый доставил её прямиком к десятнику Тао, а тот велел сопроводить передачу «говорящей шкатулки» подробным рассказом о похищении вещицы и о настроениях в лагере киданей.
– Хорошо, – выслушав её, десятник, бесстрастный, как статуя Будды, ничем не выдал своих истинных чувств. – Жди здесь. Тебя сейчас накормят. Когда господин сотник позовёт, повторишь ему свой рассказ слово в слово. Тебя наградят.
Замёрзшая маленькая женщина из всей этой речи выделила слово «накормят» и обрадовалась ему больше, чем предполагаемой награде. А ещё её согревала мысль о том, что ханша, возможно, уже обнаружила пропажу… Даже интересно стало, сможет ли она переломить настроения в войске и бросить его на штурм, или муж велит не обращать внимания на истерику жены?
Страх медленно-медленно, но всё же отпускал её.
Наконец-то она дома – после стольких лет плена и житья в степняцкой юрте… Пусть дом пока предстал в виде маленькой пограничной крепости, но за ней, за этой крепостью, начиналась родная земля.
Теперь всё будет хорошо.
К полудню ветер набрал такую силу, что кузнечихи, собравшиеся как обычно идти готовить обед для солдат, были вынуждены кутаться по самые глаза и передвигаться плотной группой. Ветер, поначалу «пустой», теперь нёс снежную пыль. На полноценную метель в этих местах рассчитывать было сложно, Хинган перекрывал доступ потокам воздуха с морского побережья. Зимы здесь, как и предупреждал сотник, были сухие и холодные, вьюги – редкость. Разве что с севера какую-то влагу ветра принесут и в виде снега вывалят. Сейчас, судя по затягивающемуся облаками небу и ледяному ветру, начиналась степная зима.
Она явилась в северные провинции империи Тан в тонком белом снежном платье.
Женщины попискивающей и охающей кучкой ввалились в большую кухню при казарме.
– Говорили мне, что на севере зимы холодные, а я не верила… – облегчённо вздохнула Чен, всю дорогу прикрывавшая лицо рукавом тулупа.
– Это ещё не холод, – авторитетно заявила Яна – единственная из кузнечих, не охавшая и не ахавшая по пути сюда. – Вот у нас бывает холод зимой, так озёра до дна промерзают и деревья трещат.
– Да что ты придумываешь! Не бывает такого холода, – фыркнула языкастая Ван, считавшая своим долгом встрять в любой разговор.
– А поехали к нам, – рассмеялась Яна. – Убедишься. Мехов только прикупи в дорожку.
Сквозь свист и завывания ветра донёсся чей-то возглас: «Уходят! Уходят!» Смех мгновенно прекратился. Кто уходит? Куда уходит? Неужели кидани сняли осаду? Ханьские женщины не рискнули расспрашивать солдат, носивших уголь в корзинах, это было не дозволено конфуцианскими правилами. Но Яну подобные условности не смущали. Поймав за рукав солдатика, только что втащившего два ведра воды, она учинила оторопевшему от такого нахальства парню короткий допрос. И получила ответ: да, кидани снимаются и уходят. Судя по выражению лица, солдат хотел ответить покороче и не совсем в тему, но репутация у жены мастера Ли была… неоднозначная.
Уходят. Кидани уходят.
Если бы не первый вздох настоящей зимы, новость уже давно бы разлетелась по Бейши. Впрочем, если бы не погодка, кидани не дали бы повод для такой хорошей новости. Кого за это следует благодарить? Ханьцы поминали кто Небо, кто Будду. А Яна сочла всё это стечением обстоятельств.
Сотник всё это время выглядел уставшим, измотанным, но никак не обречённым, хотя численный перевес был многократно не в его пользу. Значит, знал нечто такое, что Ванчжун мог узнать буквально вчера или позавчера. Может, к Бейши идёт императорская армия? Вполне возможно. Значит, разведка Ванчжуна только сейчас могла получить эти сведения. А ледяной ветер лишь подстегнул мятежников к принятию правильного решения. Единственно правильного, в их-то положении.
Они уходят.
А весной, когда в их головы может прийти мысль о возвращении и сведении счётов, здесь будет втрое больший гарнизон и хорошо охраняемый торговый путь.
Империя Тан, перешагнувшая за Стену, обустраивалась в степи, набивая шишки и учась на ошибках. Пока это у неё получалось.
Второй год эпохи Чанъань правления Небесной императрицы У Цзэтянь [10] действительно можно было назвать мирным.
Второй год не посылали войска на усмирение бунтовщиков или отражение вражеских набегов. Второй год двор императрицы наслаждался покоем в обеих столицах, и изящные дамы беспечно гуляли в ухоженных садах, протянувшихся от Чанъани до Лояна. Второй год доходы от торговли значительно превышали расходы, позволяя империи жить сытно и беспечно. Второй год дожди шли в срок, и крестьяне снимали большие урожаи. И второй год глаза соседей империи Тан, как выражались ханьцы, становились «жёлтыми» – то есть завидущими.