За семь лет изменилась жизнь и в кузнечной слободке Бейши.
Год назад из дома семьи Ли выпорхнули сразу двое птенцов.
Юншань сдержал слово и выдал старшую дочь замуж за того, кто ей самой пришёлся по нраву – за сына торговца оружием, регулярно покупавшего излишки армейских мечей и изредка дорогие булатные клинки. В ханьских семьях было не принято знакомить потенциальных женихов и невест лично, но купец приехал с сыном, а Сяолан подавала к столу праздничные блюда и напитки. Слово за слово, и купец согласился с выбором отпрыска. В конце концов, Ли Юншань не деревенский кузнец, а уважаемый всеми мастер-оружейник, к тому же богатый. Приданое за дочерью давал солидное. А мастер Ли не смог устоять перед просьбами Сяолан, которой понравился начитанный молодой человек, наметивший для себя открытую для сыновей торговцев стезю младшего чиновника. Свадьбу сыграли в Бейши, после чего молодые уехали в Тайюань, в дом родителей жениха. Вскоре после того дом покинул Иван. В свои шестнадцать он, фактически выросший в кузнице, обладал ростом, статью и силой, которых не было у иных двадцатилетних ханьцев. Да и с мозгами у парня был полный порядок. А военная карьера, к неудовольствию матери, показалась ему предпочтительнее всех других. Он обивал порог господина тысячника и упрашивал до тех пор, пока не получил рекомендацию, и направился добровольцем в тот же Тайюань, где как раз формировался пограничный корпус-цзюнь. «Вернёшься с отличными отзывами – заберу к себе, – пообещал господин тысячник. – Мне понадобятся толковые воины». И дочь, и сын слали родителям письма, описывая своё житьё-бытьё и обещая при первом же удобном случае наведаться домой. Конечно, мастер Ли и Яна скучали по старшим детям, но такова жизнь. Время идёт, дети вырастают и начинают вить свои гнёзда. Тем более что младшие особенно скучать не давали. И отец, и мать сходились во мнении, что растят банду разбойников, с которыми никакого сладу нет и не предвидится. Тринадцатилетний Ляншань имел славу лучшего из учеников, и в то же время – первого задиры «на раёне». Шестилетняя Юэмэй, родившаяся аккурат в годовщину появления матери и старшего брата в этом мире, несмотря на необычную внешность – полукровка же – верховодила своими одногодками обоего пола. И тоже доставляла родителям немало хлопот. Близнецы Яншань и Юйшань, которым не было ещё четырёх лет на двоих, пока ещё только игрушки ломали и били посуду, но Яна сильно подозревала, что это пролог к весьма бурной жизни. Её предки просто не умели жить тихо и спокойно, на месте им не сиделось никогда. Потому история рода включала в себя весьма обширную географию от Смоленщины до Владивостока и от Архангельска до Украины. Она тоже, мягко говоря, отличилась. Так что, скорее всего, её потомкам тоже суждено иметь шило в сидячем месте. Даже приёмным. Карма такая, что ли?
С увеличением численности семьи Юншань озаботился расширить и штат прислуги. Гу Инь и её сын Фэнь, строго говоря, не были рабами. Когда-то давно муж Гу Инь взял у отца мастера Ли в долг немаленькую сумму, чтобы обустроить свадьбу сына. Так случилось, что он умер вскоре после свадьбы, а сын кредит выплатить не смог, и семья в полном составе оказалась в статусе «буцюй» – зависимых, отрабатывающих долг. Жена Фэня вскоре умерла вместе с ребёнком, а Гу Инь с сыном так и осталась прислугой в доме семьи Ли, и поехали с ним на край света, хотя долг давно был закрыт и им вернули статус вольных людей. Привыкли, наверное. Да и куда им было податься, если их домик был продан за долги? Но с тех пор прошло много лет. Мать состарилась и больше не могла выполнять полный объём домашних работ. Потому мастер Ли велел Фэню жениться снова. Взять крепкую работящую девчонку или вдову из «дешёвых людей»… Он и взял. Купил кореянку из числа ссыльных служанок, которых по прибытии на место поселения повелели отнять у господ и продать, дабы возместить расходы на вынужденный переезд опальных семей. Всё равно, мол, имущества, титулов и званий дамы отныне лишены, а значит, и служанки им не положены… Маленькая, хлипкая с виду Хян работала как заводная, чтила хозяев, как предписано обычаями, а вот мужа своего боялась до икоты, хотя Фэнь за четыре года ни разу её даже не побил. Просто говорил с ней исключительно редко, исключительно по делу и исключительно в приказном тоне. Кореянка повиновалась беспрекословно и с таким видом, будто от выполнения распоряжения, отданного супругом, зависела её жизнь. Может, этот вечный и непонятный Яне страх и был причиной того, что Хян родила за это время всего одну девчонку? Может, и так. Тем не менее старая Гу Инь теперь была избавлена от тяжёлой работы и занималась исключительно присмотром за хозяйскими малышами, готовкой и уборкой заведовала Хян, а Яна, после того, как близнецы встали на ножки, смогла посвятить себя основной работе. Звания мастера третьего разряда её никто не лишал.
А ещё… Ещё три года назад Юншань, оставив дом на слуг, свозил семейство в Чанъань. Не праздности ради, а по распоряжению, в один прекрасный день доставленному гонцом из столицы господину тысячнику Цзяну. Яна вспоминала ту поездку с двойственным чувством. С одной стороны – удивительный город правильной квадратной формы и потрясающе рациональной планировки, прекрасные дворцы и пагоды, яркая, богатая жизнь обывателей, масса чужеземцев, среди которых пару раз мелькнули и белые европейские лица. А с другой… Она лишь кончиком мизинца коснулась тёмной, скрываемой от всего мира стороны дворцовой жизни, и была счастлива, что вовремя унесла оттуда ноги. Если бы она позволила тогда втянуть себя в интригу, которую затевала принцесса… Ну, да ладно. Всё хорошо, что хорошо кончается. Юншань, понимавший мудрость русской поговорки «Близ царя – близ смерти», тоже был доволен, что выскочили они оттуда воистину вовремя. Супруги были настолько рады, что по пути, занявшем немногим больше месяца, в каком-то гостином дворе зачали сыновей-близнецов…
Одним словом, жизнь продолжалась.
Согласно всеобщему мнению, благородная кровь, текущая в жилах дамы императорского рода, не только давала ей неслыханные привилегии, но и налагала обязанности, коих не знают простые смертные. За то и чтимы были прямые потомки хуанди. Потому и лицезреть сиятельную принцессу без её разрешения не было дозволено никому из простолюдинов, да и немногим аристократам дарована привилегия не ждать, пока её высочество даст добро на созерцание её особы. Мастер Ли и его супруга, как и полагается людям их звания, пали на свои лица, едва колыхнулась занавеска, за которой восседала любимая дочь императрицы.
– Дозволяю вам смотреть на меня, – раздался мелодичный, хорошо поставленный голос, по которому сложно было определить возраст его обладательницы.
Когда супруги, не поднимаясь с колен, выпрямились, занавеска была откинута. На украшенном перламутром широком деревянном кресле – именно кресле, с ножками в виде драконьих лап и подлокотниками в виде голов этих мифических ящеров – восседала немного полноватая, но миловидная дама в богатом платье жёлтых, чёрных и золотых тонов. Возраст её также было сложно определить из-за сплошной маски косметики. Дама едва заметно, одними уголками губ, изображала протокольную приязнь к визитёрам, а в остальном её лицо оставалось неподвижным, как у статуи Будды.
– Дозволяю вам говорить, – едва заметно качнувшаяся высокая причёска в виде закрученной раковины долженствовала обозначить высказанное на словах дозволение.