— Хм… Да, тут ты прав: это вряд ли… — Я тоже нахмурился и принялся рассуждать об услышанном вслух: — Если ваш обмен посланиями был подставой со стороны хозяев, то в чём кроется её смысл? Зачем им посылать фиктивные записки человеку, которого они же превратили в зомбированного смертника? Правильно: незачем. Тупиковый получается план — куда потом уйдёт эта информация? Значит, послания тебе действительно отправляла Динара. И то, что она дала тебе клятву, меня ничуть не удивляет. Всё-таки тогда, при посадке в Ангар, ты спас Арабеске жизнь, и не в её принципах забывать о подобных услугах. Однако ты не сказал, в какие края её угнали чистильщики. То, что не в Чернобыль, я понял. Так куда же?
— В Академгородок, — уныло ответил Жорик. — Именно так было сказано в её последнем письме. И я сегодня отправляюсь за ней, в Новосибирск. Нельзя мне иначе, поймите! Вы ведь тоже пошли искать Мерлина, наплевав на то, что это может быть смертельно опасно. Вот и я должен любой ценой или спасти Динару, или хотя бы подать ей знак, что мы на свободе и Арабеску у чистильщиков больше ничего не держит. Но вы, конечно, вправе поступать как знаете. В любом случае, я вас пойму и не обижусь. Тем более, это же вы меня в сознание привели и из «Светоча» вытащили.
Молвив это, Дюймовый тяжко вздохнул и уставился на меня вопрошающим взором. В глазах простофили было столько вселенской тоски и обречённости, что, окажись сейчас на моём месте суровый Жориков папаша-миллионер, даже тот, я уверен, усовестился бы и простил непутёвого сына, от которого давно отрёкся. Вот и мне — человеку, считающему Чёрного Джорджа своим другом, — было крайне нелегко отказаться помогать ему в деле, с которым он гарантированно не справится. И отговорить от которого Жорика явно не удастся даже под дулом карабина.
Я и не отговаривал и не отказывался. В конце концов, велика ли нам разница, куда уносить ноги: в Чернобыль или Академгородок? И там, и там нас не ожидало ничего хорошего. Разве что не хотелось соваться в самую холодную локацию Пятизонья, не успев толком отогреться от крымских буранов, ну да хрен с ней. Что ни говори, а мёрзнуть и подыхать свободным человеком куда приятнее, чем подопытным кроликом живодёров от науки.
— Ладно, уболтал — идём в Новосибирск, — сдался я, отлично понимая, что Дюймовый лукавит, и на самом деле мой отказ огорчил бы его до глубины души. Что и подтвердилось, когда потухшие было глаза напарника вновь засияли, а лицо расплылось в счастливой улыбке.
— Спасибо, Геннадий Валерьич! Я теперь ваш должник по гроб жизни, честное слово! И что бы мы с Динарой только без вас делали? — рассыпался в благодарностях Дюймовый. — Я и не сомневался, что вы меня в беде не бросите! Кто угодно, только не вы!
— Нечему нам пока радоваться, олух! Наши настоящие беды ещё и не начинались, — прервал я его преждевременные дифирамбы. — Ты, покоритель Сибири, вообще был хоть раз зимой в Новосибирске?
Сталкер мотнул головой.
— Оно и видно! Если бы был, не радовался, а умывался бы сейчас горючими слезами. Мало ли что там рыцарей Ордена почти не встретишь — иных бед позарез хватает. А мы туда за собой ещё целую гроздь своих репьев на хвосте притащим!…
— Мы почти на месте, парни! — предупредил из кабины Чуйский. — Держитесь! Иду на посадку!
Скорость снижающегося Ми-ТПС начала падать, а болтанка, наоборот, возрастать. Я в очередной раз сверился с мониторами и отметил, что пилот без напоминаний догадался, где удобнее всего нас высадить. В данный момент вертолёт находился севернее тамбура и был скрыт от Цитадели громадой вращающегося вокруг него смерча. Подлетать к нему вплотную лейтенант благоразумно не стал. Но та пара сотен метров, какую нам с Жориком требовалось пробежать до входа в гиперпространство, не представляла для нас суровое испытание. Видимость ночью в буран на земле была не лучше, чем в воздухе. И проблема эта стояла не только перед нами, но и перед нашими потенциальными преследователями. Мы не могли промахнуться мимо нашей цели — огромного смерча, — даже с закрытыми глазами, а вот врагам выследить нас в кромешном мраке будет чрезвычайно трудно.
— Эй, учёная голова! — обратился я к заёрзавшему на сиденье «толстолобику». — Живо давай сюда свой маркер! И не вздумай врать, что его у тебя нет! Пускай мы добрые террористы, но злить нас всё равно не советую!
— Не отдам! — внезапно отозвался заложник, чем, признаться, меня огорошил. Ответ этот был откровенно не тот, какой я хотел услышать, и в корне противоречил моей рекомендации не будить во мне зверя. И всё же я решил предоставить «ботанику» шанс одуматься:
— А ну-ка повтори, что ты сказал! — потребовал я, грозно нависнув над съёжившимся в кресле строптивцем.
— Заберите маркер у пилота! А мой вы не получите, потому что я иду в Академгородок с вами! — дрожащим голосом повторил учёный, вогнав меня в ещё большее замешательство. Жорик от столь неожиданного известия дёрнулся, попытавшись вскочить, но ремни безопасности, про которые он сгоряча запамятовал, удержали его на месте.
— Чего-о-о-о?! — протянул Дюймовый, стиснув кулаки и вперив в пленника негодующий взор. — Куда-куда ты там лыжи навострил?
— С вами! — исполнившись решимости, выкрикнул ему «толстолобик», дрожа не столько от болтанки, сколько от страха. — И если в вас есть хоть капля здравого смысла, вы наверняка со мной согласитесь! Готов поспорить!
— О’кей, продолжай! — кивнул я, жестом велев напарнику прикусить язык. Чутьё подсказывало мне: уверенность, с которой говорил этот тип, — верный признак того, что вступать с ним в спор лучше не надо. Как не надо пытаться отобрать у него маркер силой. Куда разумнее будет выслушать заложника — авось и впрямь скажет что дельное. И на всё про всё у него в запасе имелось лишь три минуты. После чего вертолёт приземлится, и времени на болтовню у нас уже не останется.
— Вы не знаете, куда отправилась экспедиция, которую ведёт ваша Динара, а я — знаю! — выпалил пленник. Он не хуже нас осознавал, что нужно говорить быстро, кратко и исключительно по существу. — Без меня вам придётся их очень долго разыскивать. Могу ручаться!
— А с тобой нам их и подавно не найти, — хмыкнул я. — Как только мы окажемся в Академгородке, ты сразу тайком свяжешься со своими, они нас схватят, а ты получишь благодарность и крупную денежную премию. Именно так следует понимать ересь, которой ты трёшь сейчас нам по ушам. Кстати, кто ты такой? И какого чёрта тебя посадили в этот вертолёт? Я помню всех лаборантов, обычно сопровождавших Грободела, но тебя вижу впервые.
— Меня зовут Тиберий! Тиберий Свистунов! — представился «толстолобик». — Я — доктор, работаю в Пятом отделе Центра заместителем начальника лаборатории по… — Свистунов замялся. — По… биохимическим исследованиям.
— Врёшь, сволочь! — не поверил я. — С чего вдруг «Светочу» отправлять за мной биохимика? Мой симбионт давно перестал интересовать Пятый отдел!
— А почему вы решили, что я прилетел именно по вашу душу? — возразил Тиберий и, переведя испуганный взгляд на Дюймового, кивнул в его сторону. — Меня послали вон за ним. Или за его останками — как повезёт. Просто подопытный субъект номер «шестьдесят шесть»… в смысле э-э-э… ваш друг Георгий являет собой первый в истории Центра случай, когда воздействие на человека сыворотки Хайда оказалось обратимым. На биохимическом уровне реверсирование этого процесса протекает очень быстро. И потому мне поручили взять у Георгия необходимые анализы сразу же, как только это станет возможно.