Лед и алмаз | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— И у тебя есть догадка, какое лечение мне необходимо? — спросил я после того, как выругался про себя. Но не от злости, а, напротив, выразив таким образом похвалу нестандартному и оттого интригующему ходу свистуновской мысли. Которая, впрочем, ничего пока не объясняла, а лишь порождала уйму новых вопросов.

— Естественно! — и глазом не моргнув, подтвердил доктор Зелёный Шприц. — Стал бы я пичкать вас своими догадками, будь они абсолютно беспочвенны? Только вот беда — мои полминуты уже истекли.

— Считай, что за правильный ответ тебе накинули призовое время, — смягчился я. — Так уж и быть, давай, договаривай.

— С чего начинается лечение любой аллергии? — поинтересовался Свистунов и, не дожидаясь ответа, сам же пояснил: — Разумеется, с поиска аллергена. А где в Пятизоньи найти раздражитель, который может вызвать у вашего организма подобную нетипичную реакцию? Подсказка: реакция эта, как я уже сказал, есть следствие контакта с аномальной энергией из гиперпространства.

— Неужто в Узле?

— Эко лихо вы замахнулись! — усмехнулся Тиберий. — И каким чудом, по-вашему, мы туда попадём? А если вдруг попадём, где гарантия, что нам удастся оттуда выбраться… Нет, господин Хомяков, моё решение этой проблемы выглядит на несколько порядков проще. Интересующие нас источники аномальной энергии присутствуют в ловушках Пятизонья. Отыщем нужную ловушку, проведём нужные замеры и тесты, понаблюдаем за вашей реакцией и подберём правильный курс лечения. Исключительно научным методом. Безо всякой хиромантии, отбеливания чакр и прочих дурацких плясок с бубнами.

— Ловушки?! — в очередной раз удивился я неординарному мышлению этого «толстолобика». Натасканный в своё время Мерлином, я по примеру сталкеров всегда обходил ловушки стороной. И тем паче не предполагал, что они могут как-то помочь в изгнании моего паразита. Или, если придерживаться беспрецедентной версии Свистунова, — в лечении моей аллергии.

— Бьюсь об заклад, прежде вы и не думали искать в ловушках лекарство для себя, — без особых усилий догадался он. — Более того, я уже приблизительно знаю, где обнаружить нужный нам источник энергии. Именно к нему и отправилась экспедиция, которую ведёт ваша Арабеска. Только те идиоты, которым она помогает, хотят проверить там свои идиотские теории, а я хочу проверить свою. И не только проверить, но и доказать, что я прав, а они в корне заблуждаются! Потому что я — чертовски гениальный и амбициозный сукин сын! И я достаточно долго прослужил у них на побегушках для того, чтобы понять, насколько я умнее этих безмозглых типов… Ну так что вы решите? Мы идём в Академгородок втроём или дерзнёте попытать удачу самостоятельно? Валяйте, я не возражаю. Мне-то что? моё дело — предложить… Но если завтра вдруг выяснится, что ваша удача сидела сегодня с вами в одном вертолёте, а потом по вашей же милости улетела обратно в Центр, пеняйте на себя. Договорились?

— Переобувайся, бери ранец и топай за нами. И советую не отставать, — приказал я, придвинув к Тиберию аварийную капсулу, где ещё имелись лишние комплекты для выживания. — К оружию даже не прикасайся!… А ты, Чёрный Джордж, не в службу, а в дружбу прихвати-ка ещё один «Страйк». Не будем загадывать наперёд, но вдруг этот долбанутый гений и впрямь оправдает наше доверие? Ну а не оправдает, пусть тоже пеняет на себя. Нечего было набиваться в друзья к беглым подопытным, чьи задницы ещё не зажили от его проклятых уколов!…

Глава 4

Мороз и солнце: день… не лучший, сказать по правде. Хотя нынешней зимой мне вряд ли выпадало более радостное и погожее утро.

— Забыл вас предупредить, — сказал Тиберий Свистунов, переводя дыхание и откашливаясь после телепортации, которую все мы только что пережили. — Читал вчера штабные сводки погоды. И в них было сказано: этой зимой под Новосибирским Барьером выпало доселе небывалое количество снега. Не помню его уровень в числах, но счёт идёт на метры. Почти все разломы и щели, кроме самых глубоких, засыпаны доверху. Так что надо быть особенно осторожными и не заходить без нужды на неутоптанные участки локации.

— Как будто на утоптанных безопаснее! — проворчал я, озираясь по сторонам. И, вопреки опасениям, не наблюдая поблизости ни единой — как живой, так и биомеханической, — души.

— Зато здесь солнце чаще бывает! — заметил приободренный Жорик, глядя на загорающуюся над заснеженной пустошью багровую полосу восхода. После чего, зябко передёрнув плечами, добавил: — Хотя, что ни говори, а на острове было потеплее.

— Кому как, — возразил я, испытывая несказанное удовольствие от обретения настоящей зимней одежды и обуви. — Побегал бы ты с моё голышом по бурану, посмотрел бы я, сколько бы у тебя осталось «тёплых» воспоминаний о юге. Нет уж, Чёрный Джордж, благодарю покорно: лучше я буду свободным человеком в Сибири, нежели рабом чистильщиков в Крыму.

Томясь в застенках «Светоча», я был лишён возможности видеть солнце. Но этот наблюдаемый мной впервые за долгое время восход не доставил мне никакой радости. Я уже почти забыл, как выглядят нормальные, не искаженные мутью Барьера восходы и закаты, луна, звёзды… Живя в обычном мире обычной жизнью, я не то чтобы слишком часто и с охотой любовался небесными светилами. Правильнее сказать, я их попросту не замечал. Светят, греют, движутся, и ладно — чего с них ещё взять? Однако, когда между ними и мной навис купол Барьера, тут-то и выяснилось, насколько, оказывается, сильно я привык к солнцу, луне и звёздам. И как тоскливо становится на душе, когда понимаешь, что, возможно, тебе больше никогда их не увидеть…

После гиперпространственного перехода нам по обыкновению потребовалось время, чтобы прийти в себя и акклиматизироваться. Сегодня этот процесс выдался для нас особенно болезненным. Разница в климатах Керченского острова и Новосибирска была, пожалуй, самой чувствительной из всех, какие можно пережить при путешествии по Пятизонью. Сырость пропитывает атмосферу зимнего Крыма настолько, что, угодив туда, вы поначалу дышите словно сквозь влажную губку. Потом, разумеется, привыкаете и не обращаете на это внимание. Ровно до той поры, пока не покидаете эту негостеприимную к вольным сталкерам локацию. И если затем вас заносит прямиком в Новосибирск, первое впечатление, какое вы при этом испытываете: влажную губку на вашем лице резко заменили на другую — сухую и долгое время пролежавшую в морозильнике.

Вырвавшись из тамбура в крайне непривычный климат, мы хрипели и кашляли так, словно нас пинком выставили из горящего здания или газовой камеры. Мороз, который днём ослабевал, ночью опять усиливался и на рассвете достигал своего пика. Оттого жадно хватать ртом ледяной воздух — то, чем мы сейчас дружно занимались, — было вдвойне мучительно. Но, несмотря на это, сегодня никто из нас не умер от удушья и спустя несколько минут адаптировался к новой среде.

Световая полоска восхода на розовеющем горизонте расширялась и уже давала нам возможность оглядеть утопающие в снегу окрестности. В отличие от Курчатника, где Катастрофа утопила вход в гиперпространство на дно глубокого кратера, в Академгородке всё случилось с точностью до наоборот. Здесь буйство аномальной стихии вознесло тамбур на вершину монументального двухсотметрового кургана, что вырос аккурат под зданием гигантского Торгового Центра. Последний, естественно, такое вознесение не пережил и обратился в обломки, которые затем раскатились по склонам холма.