Как видите, дело привычное. Помнится, пару лет назад в Академгородке я сломал сразу обе лодыжки и ключицу, и ничего – выжил. Вот только раньше мне всегда удавалось встревать в подобные неприятности при менее рисковых обстоятельствах, не сверкая пятками перед оскаленными вражьими пастями. Сегодня я был впервые застигнут врасплох по-настоящему, вмиг лишившись по милости меткого бронезавра своего последнего преимущества.
Как бы ни терзала меня боль, нужно срочно уползать отсюда, пока биомех не явился удостовериться, что цель поражена. Лязг гусениц становился все громче – монстр неумолимо приближался. Ощущая сквозь адскую муку, как нановолокна-паразиты начали свою восстановительную работу – читай, приступили к борьбе за собственное выживание, – я суматошно огляделся. Ползти можно было в двух направлениях: на север и на юг. Причем ни там ни там, кроме буреломов, не имелось никаких надежных укрытий. Разве что, пробираясь южным курсом, я мог достичь реки чуть раньше, да и то лишь передвигаясь на своих двоих, а не на животе.
Но как бы то ни было, разлеживаться здесь и вовсе недопустимо. Прикусив зубами палочку, дабы не орать при вспышках боли, я, энергично загребая руками и отталкиваясь здоровой ногой, пополз на юг. Раны на руках кровоточили, но сепсис мне не грозил. Раз уж мой алмазный симбионт умел сращивать за неделю сложнейшие переломы, то от заражения крови он меня и подавно убережет.
Намотанный на руку мешок с Граалем я, естественно, не оставил. Дойдет теперь до него дело или нет, но проще было бы собаке бросить найденную кость, чем мне – с таким трудом добытый артефакт. А тем более бросить его у самого берега реки, к которой я держал свой нелегкий путь.
Я отполз совсем недалеко от места, на котором бронезавр меня подстрелил, когда он, сметая завалы, нарисовался у меня за спиной. Разогнавшаяся махина была столь сокрушительна, что буквально перескочила через пятачок, на котором я давеча лежал. После чего, даже не притормозив, помчалась дальше, с треском прокладывая себе дорогу.
Я замер, прислушиваясь, как теперь поведет себя разбушевавшееся чудовище. Судя по его агрессивному настрою, сейчас оно наверняка начнет утюжить гусеницами местность. Ведь ему куда проще разделаться со мной, раскатав в труху гектар бурелома, чем петлять по этим лабиринтам, пытаясь снова напасть на мой след.
Резвящийся бронезавр домчался до Коваши. Это стало понятно по шумному всплеску, раздавшемуся, когда биомех окунулся с разгона в речные воды. Ни дать ни взять купающийся слон, который только водой из хобота брызгаться не умеет. Впрочем, если однажды это вдруг станет ему необходимо, причудливая эволюция техноса запросто обучит бронезавров и такому фокусу…
А затем грянул гром. Раскатистый и близкий, от которого содрогнулась земля и у меня моментально заложило уши. Древесные завалы вокруг покачнулись, а с вершин некоторых скатились сухие ветви и обломки стволов. От реки нахлынула волна нестерпимого жара, и мне пришлось, как вчера у Живописного моста, опять зарыться лицом и ладонями в песок, дабы уберечь их от ожогов.
Однако, когда жар схлынул, над берегом уже стояла тишина. И мои заложенные уши были тут совершенно ни при чем. Больше не ощущалось ни громовых раскатов, ни дрожи земли, сопровождавшей движущегося бронезавра, ни треска разрушаемых им буреломов, ни шума воды… Это была обычная тишина, что воцарялась над пустынными уголками Пятизонья, когда там заканчивались войны или выводилась вся нечисть. Вполне умиротворенная атмосфера – такая, какую я обожал больше всего. И если бы не запах гари, долетавший сюда со стороны реки, была бы и вовсе благодать.
Я застонал – боль в сломанной лодыжке свирепствовала, пусть даже восстановительный процесс там шел вовсю, – затем посмотрел на мешок с артефактом и, стиснув зубами палочку, пополз дальше. Тоже в сторону реки. Но я планировал выйти к воде выше того места, где умолк (и как хотелось думать – навеки) гусеничный монстр…
Через полтора часа этого неимоверно медленного для меня путешествия я добрался-таки до берега и осмотрелся. Первым делом мне на глаза попался не подающий признаков жизни бронезавр… а вернее, то, что от него осталось. Его башня была сорвана и валялась на прибрежном песке, дымясь и задрав в небо погнутый орудийный ствол. Обгорелый танковый остов наполовину утонул в воде, откуда торчала лишь угловатая корма и задние колеса биомеха. По его измятой, изъеденной скоргами, а теперь еще и изорванной в клочья броне пробегали голубые зигзаги молний. «Сердце Зверя» еще билось в груди чудовища, но вернуть к полноценной жизни оставшуюся от него груду металла было уже невозможно.
Кем и из какого оружия был подбит бронезавр, теперь определить было бы трудно, но только не мне – бывшему военному вертолетчику. Такие повреждения ни с какими другими не спутаешь. Судя по характеру деформации башни, в ее лобовую броню – аккурат над орудием – ударила мощная ракета. И выпустили ее с воздуха примерно под углом в сорок пять градусов к цели. Ракета не плазменная, а такая, какими вчера в Курчатнике нас обстреливал дракон. Уверен на сто процентов, ведь иначе я обратился бы в пепел вместе с биомехом и всеми окрестными буреломами.
Все указывало на то, что, выскочив на берег, мой преследователь привлек внимание находящегося поблизости дракона. Который, недолго думая, его и поджарил. Однако была ли эта винтокрылая тварь той, вчерашней, или же другой – оставалось загадкой.
Биомехи грызутся не только со сталкерами, зачастую вступают в смертельные схватки и друг с другом. Начинаются эти стычки по неведомым нам причинам и заканчиваются сразу, как только один из противников или действующая заодно группа таковых оказывались полностью уничтоженными. В стычке бронезавра и дракона тоже не было ничего экстраординарного. Хищники не поделили территорию для охоты, только и всего. Меня больше интересовало, куда после боя подевался победитель: затаился где-то поблизости или отправился искать себе новые ползающие жертвы.
Повернув голову налево, я увидел подвесной пешеходный мост, давным-давно лопнувший посередине и упавший в реку. Ныне от него остались лишь береговые П-образные опоры да нисходящие от них в воду края оборванного пролета, а также тросы, что некогда поддерживали его над речной гладью. На голом песчаном берегу фрагмент разрушенного моста был единственным укрытием, до которого я мог доползти и прячась в котором имел возможность без труда дотянуться до воды.
Схоронюсь возле одной из опорных стоек, в шаге от береговой кромки. Так что, если вдруг потеряю сознание, мое тело останется сокрытым в тени, под нависающим мостовым настилом. Конечно, обнаружить меня при желании будет несложно. Но те сталкеры или биомехи, которые выйдут на берег, ничего на нем не выискивая, вряд ли обратят внимание на мое убежище. Места здесь обычно пустынные, все ценное находится либо в Сосновом Бору, либо пятью километрами южнее – на ЛАЭС. Даже не планируй я воспользоваться Граалем, мне все равно нужно отлежаться до тех пор, пока я вновь не обрету возможность ходить. То есть до ночи, а сейчас еще только полдень.
Глянув с досадой на предательский след, тянувшийся за мной по песку, я улегся под мостовой опорой, снял рюкзачок и вынул револьвер, который успел перезарядить во время одной из передышек, пока подползал к Коваши. Разложив возле себя харчи и воду, перекусил, затем немного передохнул и потянулся за мешком с артефактом. Незачем откладывать судьбоносный выбор – каждая минута дорога. Не хватало еще, чтобы из-за неуместных сомнений и колебаний все сорвалось в полушаге от вероятной победы.