Снова он мне указывает. Снова решает, как я должна поступить. И это его "не упрямься!", словно я маленький ребёнок. Почему бы не отдать браслет самому? Почему он вообще, черт возьми, не появлялся всё это время? Это его маниакальное желание всё контролировать, добиваться результата какими‑то неведомыми мне обходными путями просто бесит!
И больше всего злило то, что он не пришел сам. Да, он не знает, что я собралась уходить. Но именно сегодня, именно в этот день, он должен был что‑либо предпринять. Должно же случиться какое‑то чудо! Не может же быть так, чтобы всё закончилось так глупо!
Бессильные слезы, на этот раз ещё и от ярости, добавившейся к горечи, против воли вновь появились на глазах. Я села на пол у кровати, обхватила колени и позволила урагану тёмных эмоций полностью поглотить моё сознание. Наверняка Тёмная мать в эти минуты мною гордилась. Сама себя накрутила, сама себя довела до ощущения полной безнадёжности и беспросветности.
Но, как это нередко бывает в истеричном состоянии, я быстро придумала способ унять эту боль — можно просто попытаться сделать больно другому, выплеснув на него всё накопившееся.
Не понимая, что делаю, я скомкала записку и швырнула в угол. Затем схватила браслет и хотела тоже им куда‑то запустить, но пришла идея получше… вернее, побезумнее.
Я быстро накинула на плечи пиджак, даже не застегивая пуговицы, захлопнула дверь и побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Улица снова встретила меня холодом, но не потушила жар ярости. Я не зря так много времени провела над картой, чтобы не попасть впросак. Теперь я прекрасно помнила, в какой части главного корпуса живут магистры. Нужно только найти вполне определенную дверь и вернуть браслет его ненавистному обладателю.
Привычный полумрак лестницы возле библиотеки, но в этот раз среди ночи я спешила не вниз, а вверх.
Жилой преподавательский этаж встречает меня бледным светом магических шаров. Они практически не разгоняют тьму, и она прячется в тени статуй темного камня, выглядывает оттуда сотнями пристальных глаз, протягивает ко мне свои липкие щупальца.
Когда посреди коридора открылась дверь, выпуская наружу полукруг света, я уже знала, кто меня ждёт. Глупо было надеяться удивить демона, который знает о каждом твоём шаге.
Он замер справа от прохода, дожидаясь, когда я его настигну. Я быстро заскочила внутрь, и он сразу захлопнул за мной дверь. Гулкий стук прозвучал в полной тишине, но даже он не привел меня в чувство.
— Ты!.. — задохнулась я, не находя нужных слов. Мыслей было так много, они все рвались наружу, но не давали выцепить хоть одну и сказать что‑то действительно обидное.
Я ткнула в его сторону пальцем, сделала пару судорожных вздохов, пытаясь подобрать слова… и всё‑таки швырнула в него злополучный браслет.
Промахнулась.
Тот с тихим звоном упал прямо возле камина, а магистр даже не пошевелился, когда он пролетал рядом.
Лишь когда я метнулась к двери, неожиданно смущенная своим нелепым поступком, он заступил мне дорогу.
Я сразу же остановилась, чуть не отпрыгнула назад, чтобы до него не дотрагиваться. Он смотрел на меня спокойно, привычно бесстрастно, застыв графитовым изваянием.
— Успокойся.
Эти слова возымели обратный эффект. Если бы было, что в него кинуть, я бы сделала это снова. Опять эта покровительственная интонация, опять этот внимательный изучающий взгляд, опять ощущение себя распятой бабочкой под нацеленной на неё иглой энтомолога.
— Что не так? — устало спросил магистр, скрещивая руки на груди и по — прежнему загораживая мне путь к отступлению.
— Ваши подарки… — я снова перешла на "вы", как всегда, когда хотела почувствовать твердую почву под ногами, — их можно было вручить лично. Без этого вашего… "не упрямься".
Он молчал, не понимая, к чему я клоню. Как же это всё‑таки дико!
— Не упрямься, Алесан! — передразнила его я. Совсем непохоже вышло, совсем глупо, но меня было не остановить. — Не делай то, Алесан! Делай это! Иди! Стой! Ни шагу без слежки!
Я замолчала, так как дыхания стало не хватать. Зло сжала кулаки.
— Я не маленький ребёнок. Не надо за меня принимать решения!
Магистр чуть расслабился, поза стала более естественной.
— И браслет я ваш не надену! — последнее вышло и вовсе по — детски, сводя на нет всё впечатление от эмоционального монолога.
Тардаэш хмыкнул и милостливо разрешил:
— Хорошо. Не надевай. Бывает, что на боях задевают и зрителей… но я прослежу, чтобы этого не произошло с тобой. Если это такая проблема…
— Да, — прервала его я, не желая слушать дальше.
Я не нуждалась в его разрешении, но он посчитал нужным его озвучить, не давая мне остыть и вернуть разум на место.
Я сделала шаг вперед, намереваясь всё же уйти, но он не уступил мне дороги. Пришлось остановиться, чтобы больше до него не дотрагиваться. Потому что я помнила, что произошло в прошлый раз, когда я позволила чувствам выйти наружу.
— Я хочу уйти.
Он улыбнулся и отрицательно покачал головой. От этой снисходительности захотелось взвыть. Да я бы прямо сейчас смылась из этого мира, только чтобы стереть это выражение с его лица!
— Тебе лучше пока остаться. Успокоиться. Потом я тебя перенесу.
Отталкивать его с дороги было полнейшей нелепостью, прикасаться — опрометчивостью, оставаться здесь — унижением.
Мне оставалось просто молчать и с ненавистью взирать на него. Зачем он так меня мучает? Я хотела уйти отсюда спокойно, с минимальными потерями, но сама же затеяла скандал. А он не делает ничего, чтобы стало лучше, чтобы боль ушла.
— Ты же ушел, — обвинение всё же сорвалось с моего языка. — Теперь я хочу уйти. Дай мне пройти.
И снова этот цепкий взгляд.
— Ты так обиделась, что я тогда не остался? Это причина твоей истерики?
— Нет! — нелогично воскликнула я. Все мои слова друг другу противоречат, и мне не хватает даже крохи разума, чтобы связать их воедино, привести нужные доводы, солгать.
— Алесан, — мягко говорит он, снова проворачивая этот трюк — плавный хищный шаг, неуловимый для моего зрения. — Я ушел не потому, что не хотел остаться. Ты сама ещё не знаешь, чего хочешь, ты поддалась эмоциям… так не должно быть. Не с тобой.
— Тебе‑то откуда знать, как мне лучше? — всё ещё вздорно ответила я, тем не менее, чувствуя, как злость постепенно утихает. С тех пор, как он перестал мне внушать животный страх, его руки, его тело в такой близости лишали меня воли.
— Я же вижу, что ты мне не доверяешь. Остерегаешься меня. Постоянно уходишь в себя, — так же мягко добавил он, убеждая меня своим вязким бархатным голосом, притупляя мою осторожность. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть.