И, осушив залпом свою кружку, демонстративно грохнул ею по столу. После чего поднялся со скамьи и, не оборачиваясь, зашагал к выходу.
Не выходя из образа Капуцина, я перекрестил спину удаляющегося узловика и, не обращая внимания на любопытные взгляды сталкеров, неторопливо завершил трапезу. Я не выказывал беспокойства, но на душе у меня скребли кошки. Такие свирепые, что их когти, того и гляди, норовили пропороть изнутри мою шкуру и вырваться наружу.
Да, не вовремя нелегкая опять столкнула нас с Ипатом. Черта с два он отправится теперь в Академгородок. Наверняка через час, а то и меньше, сооружаемая узловиками западня на Мангуста будет готова. А мне, вместо того чтобы поспешно уносить ноги, нужно еще обязательно навестить капитана Коваленко. И не забыть купить ему водки. Впрочем, я и сам не отказался бы сейчас выпить. Для успокоения нервов. И выпью – кто мне запретит? Другим-то способом, чую, улучшить в ближайшее время себе настроение вряд ли удастся…
Гостиница «Бульба-Хилтон» получила свое название не в честь легендарного гоголевского героя Тараса Бульбы, а по причине куда более прозаической. Секрет прост: давным-давно, во времена еще первой чернобыльской катастрофы, в огромном бункере, где ныне располагался наш «полузвездочный» отель, находилось многоярусное овощехранилище.
Никаких овощей здесь не хранилось вот уже почти семь десятилетий. Но ступив в ворота уходящего глубоко под землю сооружения, можно было якобы и по сию пору унюхать едва уловимый запах гнилой картошки. Выросшей, надо полагать, еще в Советском Союзе, чью суровую ностальгическую ауру излучали бетонные стены хранилища.
Кому как, но я, если честно, никакого картофельного запаха тут не ощущал. Ни сегодня, ни когда-либо еще. Наверное, подобный миф выдумали какие-нибудь здешние фантазеры, желавшие придать этому далеко не романтичному месту хотя бы толику легендарного шарма. Впрочем, кое-какие ароматы из глубин бункера все же долетали. Но это была банальная сырость, от которой не спасала даже оборудованная в гостинице современная система вентиляции.
Однако редкий постоялец отеля жаловался его администратору – немому карлику по прозвищу Топотун – на сырость и прочие местные неудобства. Для измотанных походами по Пятизонью сталкеров нары «Бульба-Хилтон» казались прямо-таки королевскими полатями. А атмосфера в охраняемой рыночными дружинниками гостинице – мирной и вполне уютной.
Сюда – в полутемные комнаты и казармы, – сталкеры приходили лишь затем, чтобы принять ванну и всласть отоспаться. И поэтому, несмотря на неизменно большое число постояльцев, в отеле всегда царила относительная тишина. А в ней, словно напоминание об оставшихся снаружи опасностях, то и дело раздавался гулкий набат шагов. Это Топотун неустанно обходил свои подземные владенья, надзирая за соблюдением гостиничного режима. А также напоминая готовящимся к выписке клиентам, чтобы перед убытием те провели у себя в номере тщательную уборку. А кто с таким условием не согласен, тому вход в «Бульба-Хилтон», начиная с этой минуты, настрого воспрещен. Ничего не поделаешь: горничных у Топотуна нет, а содержать роботов-уборщиков слишком опасно. Того и гляди, подхватят какой-нибудь нановирус и, превратившись в биомехов, передушат постояльцев во сне…
Сидящий за стойкой – под стать карлику, такой же низенькой – Топотун приветствовал меня – старого знакомого, – радушнее вечно озлобленной Кали. Не знаю, с чего он решил, будто я понимаю язык немых. Но прежде чем позволить мне задать вопрос, коротыш целую минуту, улыбаясь, рассказывал мне что-то посредством энергичной мимики и жестикуляции.
– Да ну? Кто бы мог подумать! Вот уж не говори, добрый человек, – покачав головой, с наигранным пониманием ответил я. После чего перешел к делу: – А как поживает божий странник Матвей из Гдени? Он еще тут? Никуда срочным приказом не отправлен?
Карлик щелкнул себя пальцем по кадыку, а затем притворно закатил глаза и приложил сложенные вместе ладони к щеке. Здесь уже все было предельно ясно без перевода: Коваленко, как всегда, упился до бесчувствия и теперь отсыпается. В завершении своей пантомимы Топотун состроил донельзя кислую мину и помотал головой: дескать, навещать сейчас капитана решительно не советую.
– Все в порядке, добрый человек. Матвей ждет Капуцина. И свое лекарство, – заметил я, показав торчащее из кармана хламиды бутылочное горлышко. В ответ на это администратор лишь развел руками и протяжно вздохнул. Коваленко считался у него одним из лучших клиентов, поскольку всегда вовремя вносил плату за свой забронированный номер. И потому Топотун не мог не пустить к капитану гостя, а тем паче гостя, принесшего водку…
Комната Матвея находилась на первом – самом привилегированном и наименее сыром, – ярусе «Бульба-Хилтон». Пройдя в конец главного коридора, я остановился у крайней справа двери и уже занес конец посоха над сенсором мнемозвонка (касаться его пальцем мне – убийце электронной техники, – как вы понимаете, было категорически противопоказано), но вовремя вспомнил о содержащейся в капитанской записке просьбе. Не о покупке спиртного, а о первой. Ну, той самой!..
Вы ее тоже вряд ли успели забыть. «Будь другом, не пользуйся звонком, лучше стучи» – припоминаете? Или стоит уточнить, в чем заключался смысл этого наказа? Ага, вижу, многие из вас понимающе кивают. Знакомая ситуация, верно? Мнемозвонок – отличное изобретение, бесспорно. Когда настроенный на ваши мозговые импланты телепатический сигнал мнемозвонка достигает их, его слышите лишь вы и больше никто. Удобно? О да! Кроме одной ситуации. Если ваша голова раскалывается с похмелья, удобство это кажется не таким уж прогрессивным, а натуральным пережитком Средневековья, особо изощренной инквизиторской пыткой.
Я, конечно, был бы рад избавить Матвея от мучений, однако открывать дверь на стук он упорно отказывался. Опасаясь перебудить соседей и нарваться на ссору, я обреченно вздохнул и, скрепя сердце, воспользовался достижением научно-технического прогресса. В этом случае мне также грозил скандал, но его зачин будет не на моей совести. Коваленко сам виноват в том, что не проснулся от стука. Однако не стану же я топтаться под дверью как бедный родственник, да еще с непочатой бутылкой в кармане?
Как и любой другой пыточный инструмент, мнемозвонок подействовал на капитана жестоко, но безотказно. Его соседям повезло, что во сне у него пересохло горло. При пробуждении оно запершило и тем самым вынудило Коваленко браниться вполголоса, без ожидаемого мной крика и шума. Когда же хозяин, впустив меня в номер, промочил наконец глотку водой из фляжки, почти вся злость в нем перегорела. А ее последние тлеющие угольки погасли сразу, как только я вынул из кармана и выставил на стол «Хортицу».
– Аллилуйя! – воздев руки, расплылся в улыбке Матвей, и его вставные железные зубы заблестели в свете тусклой лампочки не хуже моих алмазов. – Так уж и быть, ты прощен! Но выкинешь такое еще раз, пеняй на себя!.. Ладно, запри дверь и можешь говорить со мной нормальным языком, без всей этой маскировочной словесной белиберды.
Я обвел глазами обшарпанные и растрескавшиеся стены капитанского «люкса» и скептически поморщился. Их безопасность никогда не внушала мне доверия. Даже тщательно проверь Коваленко намедни свой номер и не найди шпионских «жучков», они могли «наползти» сюда, пока хозяин пребывал в отключке.