Первыми тремя гранатами я накрыл позиции сталтехов, которые засели близко к тумбе и уже высовывали головы, вычисляя, что мы замышляем. Убить, правда, никого не убил, но я к этому и не стремился. Взрывы все равно прогремели в стратегически важный момент – когда прыгун очутился на облюбованном плацдарме. И вместо того, чтобы нестись толпой к диверсанту, пока тот не мог защищаться, противникам вновь пришлось попрятаться за укрытия, давая тем самым ему возможность твердо встать на ноги.
А вот этого у Ипата, к сожалению, не получилось. Траекторию прыжка он рассчитал верно. И с инерцией бы справился, окажись тумба хотя бы раза в полтора шире. Коснувшись ее ботинками, рыцарь с ходу перекувыркнулся через плечо, дабы смягчить приземление, а затем снова встал на ноги. И все бы ничего, но произошло это уже на самом краю площадки. Она закончилась, а увлекающая соратника инерция еще не иссякла. Ипат был вынужден сделать этот предательский шаг и соскочить на пол, ибо, противясь неизбежному, прыгун просто упал бы с тумбы вниз головой.
Уперев «душегуб» в край проема, я удерживал его одной рукой, а второй начал поспешно выбирать трос. Теперь он рыцарю не понадобится, а мне, напротив, жизненно необходим. Приходилось заниматься двумя делами одновременно, но отложить какое-либо из них на потом было невозможно. В момент, когда диверсант прорвется к генератору, я должен быть на пути к выходу из шахты. А без троса мне не преодолеть обратный путь с должной скоростью.
Сиганув с тумбы, Ипат очутился за ней и скрылся с моих глаз. Но не с глаз сталтехов. Вряд ли этот просчет стоил ему жизни. Так или иначе, свою задачу плацдарм выполнил и позволил узловику преодолеть высоту в два, а не в один прием. Однако преждевременный соскок создал мнемотехнику другие серьезные трудности, которые он до своего неудачного приземления намеревался обойти. Если не полностью, то хотя бы частично.
Согласно первоначальному плану, Ипату предписывалось бросить с тумбы гранатометный ранец туда, где труба охладителя проходила сквозь специальное отверстие в силовом экране. После чего я прицельным выстрелом сверху подорвал бы боеприпасы «душегуба», суммарной мощности которых с лихвой хватило бы для разрушения воздуховода. Достаточно широкого, чтобы диверсант пробрался через образовавшуюся брешь к генератору и исполнил возложенную им на самого себя миссию. При идеальном стечении обстоятельств ему даже не пришлось бы вступать в драку. Взрыв удержал бы сталтехов на месте, и, пока они соображали бы что к чему, мой соратник успел бы осуществить задуманное.
К несчастью, его оплошность спутала наши карты, и потому нам обоим пришлось поспешно прилаживаться к изменившимся обстоятельствам.
Обнаружив противника в пределах досягаемости, «мотористы» вмиг забыли об угрозе сверху и, дружно покинув укрытия, устремились к тумбе. Ни дать ни взять стая собак, заметившая брошенную кость. Понадеясь, что мнемотехник не выскочит из-за преграды так скоро, я выпустил по сталтехам еще четыре гранаты. Стрелял на опережение, дабы они угодили туда, где основная масса врагов окажется через секунду-другую. Рискованный ход. А вдруг я ошибся в расчетах и Ипат, кинувшись в атаку раньше, чем ожидалось, нарвется на наш же заградительный огонь? Но сдержать несущуюся к соратнику вражью ораву иным способом я был не в состоянии.
Полностью остановить ее не получилось – как-никак мы воевали не с людьми, а с куда более живучими созданиями. Для выведения из строя дюжины обычных сталкеров этого вполне хватило бы. Но девять полностью боеспособных сталтехов и два калеки – те, которых подстрелил еще Ипат, – прошли через взрывной заслон, потеряв лишь троих: того самого безрукого «ветерана» и двух его здоровых собратьев. Из прочих восьми несколько попадали на пол, кое-кто лишился руки или ноги, но трое не пострадавших героев все же добежали до тумбы. И, обогнув ее с двух сторон, набросились на пока невидимого мне рыцаря.
В какую бы боевую машину он ни превратил себя перед схваткой, схлестнуться с тремя сталтехами сразу было для него нелегким испытанием. Однако троица взрывоустойчивых «мотористов» не застала Ипата врасплох, чего я больше всего опасался. Сверкнула вспышка, и из-за тумбы вырвался ярко-красный луч. Который тут же начал метаться от стены к стене, оставляя на них потеки расплавленного металла и длинные косые борозды.
Зажатый с двух сторон мнемотехник активировал армган и сделал это раньше намеченного срока. Но ничего не попишешь – иную защиту против такой серьезной и близкой угрозы Ипат выставить не мог.
Поврежденный ограничитель армгана превратил тот в мощное, но быстро разряжающееся и крайне недолговечное оружие. Теперь оно стреляло не строго дозированными импульсами, а сплошным лучом, выжигающим оптику пульсатора и садящим аккумуляторы. Естественно, узловик знал об этом не хуже меня. Начни он размахивать таким армганом, словно джедай световым мечом, и через считаные секунды Ипат полностью израсходует наше самое эффективное средство для уничтожения генератора. Вот почему, едва вспыхнув и пройдясь туда-сюда, луч сразу же погас. А в следующее мгновение из-за тумбы нарисовался сам устроитель лазерного шоу, весь заляпанный серебристой «кровью» убиенных им сталтехов.
– Дорогу!!! – проорал соратник, срывая голос и пиная валяющиеся у него под ногами останки порубленных врагов. Половину его лица покрывал жуткий, еще дымящийся ожог. Видимо, отбиваясь, Ипат не особо переживал о брызгах расплавленного металла, которые при такой резне должны были разлетаться во все стороны. Куда опаснее была серебристая жижа, растекавшаяся у него по одежде и въедавшася в кожу. Скорги, заражая собой человека, планомерно переделывали его в сталтеха. Привычная для них работа. И если мнемотехник, не дай бог, потеряет сознание или, сойдя с ума от боли, забудет о своей цели, уже завтра он пополнит ряды противников, с которыми сейчас ожесточенно сражался.
– Дорогу!!! Доо-роо-гуу!!! – ослепленный яростью и болью, мнемотехник ревел как безумец, но свое единственное оружие тем не менее берег и больше не включал. Он прорывался к цели и требовал расчистить ему путь. Пять сталтехов все еще представляли для Ипата серьезную угрозу, несмотря на то, что трое из них были покалечены. Из которых один – одноногий – и вовсе перемещался по-лягушачьи: опираясь на руки, отталкивался уцелевшей нижней конечностью, после чего неуклюже, но с силой выпрыгивал вперед.
– Поберегись! – крикнул я соратнику, хотя вряд ли он меня уже слышал. После чего прицелился и опустошил гранатометный барабан еще на три заряда, обстреляв сталтехов до того, как те бросились в очередную атаку. Заслышав уханье «душегуба», мнемотехник шарахнулся за тумбу. Но не успел еще грохот в отсеке умолкнуть, а рыцарь уже мчался во весь дух к генератору, снимая на ходу ранец.
Поскольку Ипат бежал напрямик, перепрыгивая через вновь сбитых с ног сталтехов, стрелять по ним я не мог. Но прохлаждаться в бездействии тоже не собирался. Раскрутив привязанную к тросу кошку (в шахте было тесновато, но мне все же удалось придать броску кое-какое дополнительное ускорение), я что было сил выбросил ее вверх – так, чтобы она перелетела через край колодца. Опыт в подобных метательных упражнениях у меня имелся богатый, а внешняя броня Жнеца изобиловала неровностями, так что повторная попытка зацепиться за нее якорем не потребовалась. Десять секунд, и трос закреплен. А я получаю шанс выбраться из вентиляции на порядок быстрее, чем мне пришлось бы делать это без страховки.