Но бежать еще рано. Пока Ипат не подобрался вплотную к генератору, а в барабане «душегуба» остались две гранаты, моя миссия не может считаться выполненной. И раз уж рыцарь-смертник исполнен решимости продолжать бой, мне – сидящему на безопасной высоте стрелку – и подавно не пристало покидать позицию до срока.
За время, что я разбирался с тросом, мнемотехник достиг генератора и положил свою взрывоопасную ношу на трубу охладителя. И когда я опять выглянул в отсек, Ипат уже бежал вдоль границы силового кокона, дабы заслониться им от грядущего взрыва. Дав диверсанту еще несколько секунд форы, я хорошенько прицелился в ранец и пальнул по нему двумя гранатами подряд. После чего швырнул отныне бесполезное оружие вниз, отпрянул от проема и, заткнув ладонями уши, прижался к стенке колодца…
Как взрываются четыре гранаты одна за другой, я сегодня уже слышал. Но когда их сдетонировал зараз целый десяток, это были совсем иные ощущения. Хорошо, что я уперся ногами в край проема, а иначе зацепившая колодец ударная волна могла бы выбросить меня из него, как шар из лототрона. Прикрытые в последний миг уши, к счастью, тоже не заложило, и это невесть какое за день потрясение я пережил без последствий.
Чего нельзя было сказать о тех, кто находился в отсеке. Когда встряска утихла и я решил оценить ситуацию, повлиять на которую отныне уже не мог, многое внизу успело измениться.
Сталтехов, как и ожидалось, отмело от генератора аж к стенам зала. Но на сей раз враги очутились не в эпицентре взрыва и пострадали разве что от осколков, получив лишь мелкие, не фатальные повреждения.
Несмотря на то что Ипат заслонился силовым куполом, полностью обезопасить себя от взрыва соратнику не удалось. Сбитый с ног отраженной от стены ударной волной, он стоял на четвереньках и, судя по его рассеянным движениям, пребывал в контузии. Неслабо мы с ним разбуянились, черт возьми. Еще бы чуть-чуть и точно перестарались бы, пав жертвами собственной нахрапистой тактики. Ладно хоть желаемого добились, разбомбив не только трубу, но и погасив один из ближайших к ней защитных экранов. Оборудование, что отвечало за его установку, находилось внутри непроницаемого пространства, но несколько гранатных осколков и обломков трубы пролетели сквозь возникшую на месте разбитого воздуховода брешь. И, уничтожив часть системы безопасности, образовали в силовом периметре открытый сектор. Такой, что туда при необходимости мог прорваться не только человек, но и биомех вроде Раптора.
Одна беда: прыти у контуженного, обожженного и терзаемого скоргами мнемотехника заметно поубавилось. Что, впрочем, никак не отразилось на его целеустремленности. Несмотря на боль и шок, он поднялся-таки на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, побрел на едва гнущихся ногах к бреши. Здоровой рукой он поддерживал раненую – ту, к которой был прицеплен армган, – поскольку, судя по всему, она полностью отказала. А от стен отсека к Ипату тянулись разбросанные взрывом, но все еще боеспособные сталтехи. Их решимость убить диверсанта была не менее сильна, чем самоотверженность рыцаря. И шансы на победу у него и его противников были примерно одинаковы. Он находился гораздо ближе к генератору, но каждый шаг давался ему ценой неимоверных усилий. В то время как потрепанные «мотористы» двигались хоть и неуклюже, но заметно резвее. Лишь разделяющее их и Ипата расстояние не позволяло им пока наброситься скопом на жертву и растерзать ее на куски.
– Беги!!! – издал соратник очередной хриплый вопль, смысл коего также был предельно ясен. – Беги!!! Беги-и-и!!!
Таким я и запомнил Ипата: изуродованным, оглушенным и ослепленным болью, но не сломленным и одержимо идущим к цели по останкам растерзанных врагов. Да, я всегда ненавидел членов Ордена Священного Узла и царящие в нем порядки. Но иногда – как, например, теперь – его рыцари демонстрировали мне редкостные по здешним меркам стойкость и преданность своим убеждениям. И потому, при всей моей нелюбви к этому сталкерскому братству, я не мог не отдать дань тем его героям, какие без раздумий кидались в пекло и жертвовали своими жизнями в угоду сомнительным идеалам Командора Саввы Хантера…
На то, чтобы вскарабкаться обратно на броню Жнеца, у меня ушло не более полуминуты. Я прекрасно осознавал, что никакой форы Ипат мне не предоставит, и спешил как только мог. Сейчас соратнику было не до моей безопасности – хватило бы сил пройти последние шаги в его жизни, прицелиться и выстрелить в генераторную оболочку. Отныне каждый сам за себя. И – кому как повезет.
За время, что я находился в отрезанном от мира генераторном отсеке, дождь снаружи успел прекратиться. И пускай тучи над нами не рассеивались, западный край небосклона был чист, великодушно позволяя солнцу выглянуть в просвет и порадовать обитателей Цитадели редким в здешних краях закатом.
Вот только сомнительно, чтобы Хантеру со товарищи было сейчас до созерцания природных красот. С юго-востока к Казантипу двигалось чудо намного более интересное. Правда, назвать его красивым язык не поворачивался. И оттого лучезарная улыбка высунувшегося из-за туч солнца казалась, наверное, обитателям Цитадели не радостной, а откровенно издевательской. И немудрено. Ведь еще до того, как светило закатится за горизонт, на месте величественной крепости раскинется огромный укатанный пустырь…
Что творилось в данную минуту на стенах Цитадели, я не видел – ее и Жнеца разделял еще добрый десяток километров. Но вид со спины «миротворца» на купающийся в закатных лучах оплот Ордена открывался великолепный; жаль, Ипат не мог насладиться перед смертью такой незабываемой картиной. Между движущимся и стоящим на месте исполинами не маячила ни одна преграда, достойная их могучих габаритов. Мы приближались к южному берегу пересохшего Акташского озера, фактически соединившего его и черноморское побережье острова извилистым пятидесятикилометровым каналом. Сколь впечатляющий, столь же бесполезный водосборник для ежедневно льющих в Крыму дождей.
Впрочем, мне, да и Командору, тоже было сейчас не до любования закатом. Упустившие нас с Ипатом гарпии продолжали тем не менее кружить над вентиляционным каналом, явно чуя, что иного пути возврата у диверсантов нет. Заходящее солнце давало уже недостаточно света для моей маскировки, но оставаться ни в колодце, ни рядом с ним я не мог. Генераторный отсек обладал стальными стенами шестиметровой толщины и всего одной отдушиной (по крайней мере других таких шахт мы тут не обнаружили). Поэтому можно легко предугадать, куда хлынет выброшенная при взрыве генератора энергия и что будет с человеком, оказавшимся вблизи от точки ее выброса.
О том, что мнемотехник достиг цели раньше, чем сталтехи добрались до него, я понял, когда вытянул из колодца трос и отцепил от брони кошку. Звук, донесшийся в этот момент из вентиляции, я расслышал даже сквозь прочую какофонию шумов. Это был не грохот взрыва, к которому я готовился, а раскатистый треск, похожий на тот, что издает река в разгар ледохода. Начавшись в шахте, треск быстро окружил меня со всех сторон так, словно я и впрямь очутился посреди вскрывшейся ото льда реки. Одно странно – сколько я ни озирался, так и не обнаружил поблизости ни единой заметной трещины.
Да уж, тут было с чего струхнуть! Особенно если вдобавок задрать голову и заметить, как оживились гарпии при моем появлении. Но страх для меня – все равно что плетка для беговой лошади. Он лишь подстегнет меня на обратном пути к центру связи, где томились в ожидании товарищи. Вероятно, камеры авиаботов зафиксировали наше проникновение в генераторный отсек, но все дальнейшие события Динара и Жорик вряд ли видели.