— Вот видите?! Мама всё вечно преувеличивает! — махнула рукой Лена. — Всё у меня нормально, я со всем справляюсь.
— Ну, и хорошо, но поработать не будет лишним, и тут мама права, — бросила на ходу психолог и скрылась за дубовой дверью.
В кабинете было темно. Тусклый голубой свет вливался в комнату, очерчивая силуэт женщины, стоящей у окна. Татьяна Анатольевна поздоровалась и хотела включить лампу, но глубокий женский голос попросил:
— Не нужно. Давайте сегодня поговорим в потёмках. Мне всегда нравились сумерки. В них есть что-то магическое, необыкновенное. Вы не находите?
— Небольшая временная пропасть: день уже завершился, а ночь ещё не началась, — медленно сказала психолог, пытаясь настроиться на волну клиента.
— Да… И это возбуждает…
— Вы это чувствуете? — осторожно спросила Татьяна Анатольевна.
— Чувствую… — в голос клиентки просочилась не то ирония, не то грусть. — Меня всегда возбуждают неопределённые вещи, на которых нет штампов, которые не подвержены большому вниманию… О них не думают, их выпускают из виду. Всех интересует, чем ты занималась днём. Или ночью. Но никто не спросит о сумерках. Получается, что это время вседозволенности? Разве это не прекрасно? — силуэт дёрнулся — и женщина повернулась к психологу лицом. На вид ей было лет 35–40. Ухоженная, с безупречным макияжем, маскирующим не совсем правильные крупные черты лица и скрывающим эмоции. Длинные тёмно-каштановые волосы были собраны на затылке в тугой хвост, придавая деловой строгости образу.
— Зависит от того, под каким углом зрения смотреть, — сказала психолог, пытаясь понять, к чему клонит клиентка.
— Под каким ни смотри, — губы женщины еле заметно улыбнулись, но лицо осталось неизменно спокойным. — Когда я одна ездила отдыхать, бывший муж меня спрашивал, изменяла ли я ему на курорте. И я ему честно отвечала, что нет. Но ведь была ещё дорога — самолёт, корабль… Нужно же было добраться до места отдыха. Но их никто не учитывает. Это транзит. — Она снова отвернулась к окну. — Короткий, мимолётный, ни к чему не обязывающий… А ведь именно поэтому он так интересен. Мы бегаем, суетимся, выстраиваем долгоиграющие стереотипы, а в конце концов с упоением вспоминаем только вот такие транзиты.
— Виктория Сергеевна, я вижу, сегодня Вы подвержены меланхолии. Вас что-то тревожит и, как мне кажется, это не та проблема, которая привела Вас сюда ранее. Вы хотите поговорить об этом?
В воздухе повисла неуютная пауза. Она разбавлялась барабанной дробью дождя, возводя уныние в превосходную степень. Татьяна Анатольевна присела в глубокое кресло и стала ждать, когда Януш соберётся с мыслями. Голос последней ей показался глуше, чем прежде, он вибрировал дрожью на окончаниях слов:
— Почти четыре месяца назад умерла моя подруга. Наверное, можно было бы сказать, лучшая.
— Мне очень жаль…
— Можно было бы так сказать, если бы не моя ненависть к ней, — Януш продолжала свой рассказ, беспардонно скомкав слова соболезнования. — С первого дня нашего знакомства она меня одновременно восхищала и раздражала своей правильностью, доверчивостью, наивностью. Дура! А дурам, как известно, везёт… — Вдруг она остановилась и, опустив голову вниз, громко выдохнула. — Знаете, что хуже несбывшейся мечты? Когда она, твоя заветная, сбывается у кого-нибудь другого. И он, этот другой или другая, считают это чем-то естественным, обыденным, как домашние тапочки. Вот так и моя Ларочка, не прилагая никаких усилий, заполучила мою законную радость, моё благополучие, о котором я, понимаете, я! мечтала… Странно, она мне проигрывала во всём: во внешности, в стиле, в уме, а имела больше, чем я. Как это объяснить? — Женщина повернулась к психологу и пристально посмотрела ей в глаза. — Думаете, это зависть? Нет… Это другое! Конкуренция амбиций!
— Был такой австрийский учёный Конрад Лоренц. Так вот он писал, что нет любви без агрессии, а также нет ненависти без любви. Зачастую человек ненавидит того, кого любит, и нередко эти чувства невозможно разделить. Они сосуществуют, и одно не разрушает то, что создаёт другое. Что же касается зависти, то она основывается на конкуренции, и наоборот. Амбиции — это некий побочный эффект, вызываемый завистью.
— Умно, — ухмыльнулась пациентка, усаживаясь в кресло напротив психолога. — Тогда скажите, можно ли любить, ненавидя, или восхищаться, желая зла?
— Можно. Это называется внутренняя борьба. И в Вашем случае это совершенно нормально. Такое состояние вполне вписывается в Вашу картину мира, которую мы разбирали на прошлой неделе. Эта ниточка тянется из детства.
— Да перестаньте Вы! — повысила голос Януш. — Если очень захотеть, можно свалить всё в одну кучу! Папаша был тираном с маниакальным складом ума — и теперь всё, что бы ни происходило со мной, это последствия его тирании! Не везёт с мужиками — виной папа-тиран, бессонница — снова папочкина работа, депрессия — и опять последствия детской травмы! Как просто!
— Вы правы, всё просто, — спокойно ответила Татьяна Анатольевна. — Только не так уж просто от этого избавиться. Потому Вы и здесь. Давайте сейчас спокойно разберём ситуацию с Вашей подругой и уберём это ненужное чувство вины перед ней навсегда.
— Вины? — женщина поперхнулась. — Но я… Вы… — Она попыталась улыбнуться, встала, прошлась по комнате и снова села на прежнее место.
— Виктория Сергеевна, Вы в этом кабинете не для того, чтобы казаться лучше или сильнее, а для того, чтобы быть самой собой. Здесь не судят, не обвиняют, не указывают. Мы просто хотим найти разрыв в Вашей жизненной цепочке, чтобы всё, что будет происходить после, не искажалось эхом из прошлого.
— Мне нравятся ваши литературные сравнения, — губы пациентки подёрнулись вялой улыбкой. — Они меня веселят. Что ж, давайте разберём, не зря же я Вам деньги плачу.
— Отлично. Тогда вопрос — у Вас были сексуальные отношения с мужем Вашей подруги?
Непроницаемое лицо Януш слегка побледнело, а глаза, как показалось Татьяне Анатольевне, из голубых превратились в почти прозрачные.
— Неужели я так считываема? — наконец, поинтересовалась клиентка. — Да, были.
— И, насколько я могу предполагать, любовь здесь ни при чём?
— Совершенно верно, — твёрдо заявила Януш. Казалось, что она гордится этим. — Соблазнить его особого труда не составляло.
— Это означает, что…
— Что все мужики кобели, а бабы наивные дуры! — раздражённо перебила пациентка. — Мне он не нужен был, понимаете? Это был временный порыв, каприз, если хотите.
— Всем известно, что нет ничего более постоянного, чем временное. Не исключено, что сначала Вам хотелось, извините, затащить его в постель, тем самым запечатлев в подсознании супружескую измену перед Вашей подругой. Но после близости обычно многое меняется. Хочется большего. Или не так?
— Меняется, — задумчиво повторила Януш. — Особенно было мерзко, когда Ларочка пела о благочестии и о супружеском долге. Представляете, она рассказывала мне о том, что муж любит и дорожит ею! Мне! Я смотрела на неё и…