После тех горячих лет теперешняя жизнь казалась настолько постной и размеренной, что само предположение о нервном срыве вызывало улыбку. Людям так нравится преувеличивать значимость собственную и своих дел, что они с радостью идут на сделки с разного рода шарлатанами-психологами и психотерапевтами. Видимо, гораздо приятнее прятаться за термином «неустойчивая психика», чем за простонародными «кретин» или «неудачник». После трёхгодичных проб и ошибок Марк всё же смог приспособиться к «гражданке». Он спокойно наблюдал со своего удобного места «помощника» с внушительным окладом за человеческим тщеславием, которым буквально пропитался мир его шефа, и оставлял свои выводы при себе. Оставлял, но не забывал. Профессиональная привычка доводить всё до конца — единственное, что осталось ему «в наследство» от прошлой жизни.
«В тепло», как выразился Потоцкий, Марк не поехал, оставив эту заманчивую идею на новогодние праздники, когда она станет более актуальна, чем в начале лета. И в голове его роились мысли, далёкие от праздности. Мешали расслабиться недосказанность и неопределённость относительно скоропостижной смерти супруги Потоцкого. По складу характера, а позже и по образу жизни, Марк Николаевич уже давно не верил в чудеса, высшую силу или случайность и полагал, что в жизни ничего не происходит просто так. Он прекрасно знал, что такое человеческий потенциал и каким он может оказаться неожиданным и мощным. То, что любви и взаимопонимания между его шефом и Ларисой Владимировной в последнее время не было, он и сам видел, но закрыть глаза на странности, связанные с кончиной Потоцкой, не мог. Здоровая сорокасемилетняя женщина вдруг начинает корчиться от болей… Сначала лёгкое недомогание, через два дня — нарастающая тошнота и рези в животе. Семейный врач предположил отравление рыбой, которую пострадавшая ела накануне в одном из ресторанов в обществе подруги, и выписал дорогой препарат, который должен был устранить все «неприятные ощущения». Стало лучше, но через день всё повторилось, а ещё через сутки Потоцкую безудержно рвало. Потом снова наступило улучшение. Все подумали, что ненастье миновало, и Лариса Владимировна даже отменила запланированный визит к врачу, но той же ночью у неё случился мощный приступ. Потоцкую трясло в лихорадке и ломало. Началась паника. Быстрая госпитализация, вереница «знающих» врачей, анализы, советы, недоумение. В течение недели отказала селезенка, а за ней и почки. Врачи спорили о симптоматике, путались с выводами, описывая признаки разных заболеваний, но всё это было бесполезным и сводило к нулю любые попытки лечения. Ларисы Владимировны не стало за две недели. Общий диагноз: [битая ссылка] острая почечная недостаточность токсического или ишемического генеза. Служители панацеи дружно сошлись на нём, так как год назад у больной наблюдался воспалительный процесс бактериального происхождения, или пиелонефрит. С загробным выражением лица лечащий врач поведал: «Почечная недостаточность является одним из наиболее частых и серьезных осложнений многих урологических заболеваний. Особенно актуальна проблема инфекции мочевых путей при госпитальной инфекции, или интоксикации. Значительно быстрее развивается почечная недостаточность у больного с пониженной резистентностью. В данном случае наблюдаем первоначальное токсическое воздействие, то бишь отравление. Подобные случаи требуют поиска новых подходов к решению задач лечения и профилактики почечной недостаточности инфекционного и ишемического генеза в урологии. Очень жаль». Потоцкий молча кивал головой в такт заумному словоизвержению врача и медленно играл желваками. Он принял всё и сразу, определив случившееся в разряд «судьба», устроил пышные проводы и ушёл с головой в работу. Что до Марка Николаевича, то он после нескончаемого потока непонятных медицинских терминов пришёл к выводу, что причина смерти не выявлена. И это обстоятельство не давало ему покоя уже четвёртый месяц, став бельмом на горизонте жизни. Неожиданно нарисовавшийся отпуск открыл перспективы разобраться со всем этим.
Щуплый бледный лаборант невнятно мямлил, что не вправе выдавать информацию о больных и по всем вопросам лучше обращаться к доктору. Его огромные глаза под толстыми стёклами всё время как будто что-то искали под ногами, воровато ощупывая старый линолеум. Но сто долларов и непроницаемое лицо Марка сделали его более приветливым и раскрепощенным: «Диагноз верный и сомнению не подлежит. Вопрос в другом — что-то спровоцировало его. Эммануил Александрович очень переживает из-за этого. То, что у Ларисы Владимировны с почками были проблемы — это неоспоримо. Именно поэтому интоксикация ударила по ним в первую очередь. Чем именно была вызвана интоксикация, нам не удалось установить. Потоцкая слишком поздно обратилась». Следующая сотка долларов была обменена на один из образцов крови умершей, который Марк тут же определил к знакомому патологоанатому и по совместительству криминалисту Семёну Ильичу Бересту и со спокойной совестью отправился в ресторан, где якобы обедала Потоцкая за день своего недуга. Он был уже здесь с ревизией, но ничего необычного и тем более опасного не выявил. Лариса Владимировна любила это место и заезжала сюда довольно часто. Её знали и помнили, что она обычно заказывала. Зачастую она наведывалась в заведение с подругой. Та тоже ничего странного не вспомнила. «Лара кушала рыбу с миндалём в винном соусе, а я предпочла утку в оранжевом джеме. Это делисьё! В таких местах не травят, дорогой мой…», — манерно облизывалась Викуля, вспоминая в подробностях последнюю встречу с подругой. Зачем Марк шёл снова в этот ресторан, он и сам не знал. Скорее всего, ему нужно было оживить память или… Это «или» иногда работало безоговорочно. Опыт подсказывал, что время лечит не только болезненные ощущения, но и приступы страха, злости, обиды. После длинных пауз может всплыть то, что когда-то казалось мелким и не достойным внимания. В его практике так уже было, и не раз. Потому перед неблизкой дорогой в село Мерло, где ждало его следующее намеченное расследование, Марк Николаевич решил заехать в ресторан «Гранд бульвар».
В зале ресторана было тихо и темно. Мелкий дождь барабанил по большим окнам, нагоняя утреннее уныние и зевоту на молодого официанта, расставляющего сверкающие бокалы на столы с белоснежными скатертями. Жесты молодого человека были грациозные, даже вычурные, и никак не вязались с его мужской «оболочкой». Услышав за спиной шаги, он оглянулся на раннего посетителя и скривился в неискренней улыбке:
— Опять Вы. Это становится закономерностью, а потому утомляет, — парень манерно закатил глаза к потолку. — Я же Вам сказал всё, что знал. Или Вы пожаловали отобедать? Так ещё рано. Приходите через часик. На завтрак у нас прекрасная запеканка из свежайшего творога, блины по-французски, хрустящие круассаны и …
— Будь добр, не тараторь, — остановил его Марк и уселся на стул рядом с парнем, усилием подавляя неприятное ощущение от осознания его нетрадиционной ориентации. — Я не голоден. Хотя от кофе не отказался бы.
— Сделать? — молодой человек выжидающе уставился на мужчину, манерно вскинув руку.
— Будь добр. Мне…
— Эспрессо, без сахара и без крЭма. Я всё помню, — бросил через плечо официант по пути к барной стойке. — Я же Вам говорил: у меня профессиональная память.
— Да. Я помню.
— Так зачем же Вы снова пожаловали? Неужели чтобы меня увидеть? — парень улыбнулся, а Марк содрогнулся от отвращения и поспешил перейти к делу: