– Я гуторю, дукаменты, там, достоверения, аусвайсы, или мандаты, прости Господи…
– Грамоты верительные, – подсказали ему из народа, и десятник благодарно и с облегчением кивнул.
– Вот я и гуторю – доверительные… грамоты… то есть… Есть? У вас?
Сенька на мгновение замерла, соображая, сойдет ли за доверительную грамоту честное слово ее супруга, или оно, по какой-то загадочной причине, еще не везде котируется как международная мера и эталон честности и, в данном случае, верительности.
В это время из-за спин стрелков высунулась непокрытая коротко стриженая голова и твердо заявила:
– А я мню, что магов-хранителей не бывает. Сказки всё это. Для детишек.
– Вроде спящей красавицы! – хохотнули слева.
– Или кота в сапогах, – хихикнули справа.
– А Иван-царевич – так он вообще двух с половиной метров росту, – ободренная поддержкой, с апломбом продолжила стриженая голова. – Это всем ведомо. А кулаки у него – с гирю пудовую! И в плечах он – во-о-от такой!..
И дружинник растопырил руки, будто намеревался обнять всех присутствующих сразу.
– Точно! – закивали ратники.
– А силищи у него – ведмедя одним ударом завалить может!
– Истинная правда! – с энтузиазмом подхватила позабывшая про свое оружие опергруппа.
Сенька помимо воли ухмыльнулась.
Иванушка покраснел.
– А Серафима-царевна-то наша – красавица из раскрасавиц! – с жаром продолжил синьгородский эксперт по Лукоморской и Лесогорской царской фамилии. – Да сама Елена Прекрасная по сравнению с ней – прачка! Гуторят, глаза у энтой царевны – во!.. Косы – во!.. Грудь… – совсем разошелся было стриженый, но тут перехватил взгляд раскрасавицы из красавиц и подавился невысказанным описанием.
– Н-ну… м-может, и в-врут л-люди… п-про г… г… г-глаза-то… п-пустое б-болтают… н-наговаривают… н-напраслину… – сконфужено пробормотала голова и незаметно скрылась из виду.
Больше желающих сообщить свое мнение не было.
Ситуация зашла в тупик, уперлась лицом в стенку и застыла в недоумении.
Луки и арбалеты понемногу начали занимать исходное положение.
– Сказка… подсказка… Сейчас я им покажу спящего красавца… – зыркая обиженно из-под кустистых бровей на подозрительно озирающих его ратников, пробурчал Адалет и величественно, словно ожидая аплодисментов, поднял вверх засиявший алым посох.
У ног его мгновенно вонзилось с десяток стрел.
– Не балуй, дед, – сурово предупредил другой дружинник с бляхой десятника и строго постучал пальцем по прикладу направленного прямой наводкой арбалета. – Не на пугливых напал.
– Я еще ни на кого не нападал, – многообещающе усмехнулся старик, угрожающе прищурился и положил на посох вторую руку.
Две превентивных стрелы пробили его шляпу.
Над головами чересчур бдительных [5] стрелков грохнул гром, сверкнула молния, и казенные стальные островерхие шлемы плавно превратились в огромных склизких медуз.
– Ай!..
– Ой!..
– Эй!..
В мгновение ока луки и арбалеты были вскинуты, при такой скученности служилого люда угрожая, скорее, самим стрелкам, стоящим напротив, нежели их мишеням в центре круга…
Зловещий грохот нежданного грома расколол над их головами вечернее небо, ощетинившееся смертоносными молниями на взводе…
Иванушка с терзанием на лице застыл, не зная, кого первого уговаривать не принимать необратимых решений…
И тут Сеньку осенило.
– Стойте!!!
Она нетерпеливо махнула рукой Адалету: «выключи гром» и, презрев полсотни стрел, готовых сорваться с тетив и встревоженный шепот супруга, уверенно подошла к требовательному арбалетчику.
Недрогнувшей рукой направила она в землю готовое к бою оружие и весело заглянула ему в глаза.
– Жалованье тебе исправно платят, десятник?
– Не жалуюсь, – осторожно ответил тот.
– Тогда у тебя должны деньжата водиться.
– Вечером взаймы не даю! – сразу позабыл про защиту родины и перешел к защите кошелька он.
– Взаймы я тебе сама дам, – снисходительно фыркнула Серафима и повернулась к солдатам, в упор не замечая наведенных на нее стрел. – Рубль у кого-нибудь юбилейный имеется?
Нужная монета нашлась у долговязого молодого лучника за ее спиной.
– Иди сюда, ратник, – кивнула она ему, величественно повернулась профилем и вздернула подбородок вверх. – Смотри на деньгу и сравнивай: похожа?
– Так в глазах всё мелькает… ваше… в-выс… д-дев… б-барышня…
Адалет ударил в клумбу посохом, и всё небесное электричество незамедлительно и послушно собралось в пушистый комок мягкого теплого света и зависло над фонтаном. Сад осветился в одно мгновение.
– Ну, теперь видно?
Долговязый подошел поближе, перевел настороженный взгляд с профиля на серебряном кругляше на оригинал, потом еще раз, и еще… и потрясенно оглянулся на товарищей по оружию и развел руками.
– Истинный свет, похожа, мужики!!!..
Через полчаса у них была сухая одежда, сытный ужин, мягкая постель, мята от моли и теплая печка. [6] Через день они получили полностью снаряженную ладью, сошедшую с Синьгородских стапелей лишь накануне, но уже готовую отплыть хоть к водяному на куличи, хоть прямиком в Отрягию по первому требованию.
– М-да… Всё-таки быть царевной не так уж и плохо, – философски признала Серафима, лениво опираясь на фальшборт, еще источающий чудный аромат хвойной смолы. Иванушка стоял рядом, обнимая супружницу одной рукой, а в другой держа раскрытое на начале подарочное издание «Нравов и обычаев народов севера Лесогорья» – подарок лично от воеводы Николая Фомича.
Сенька перевела взгляд с медленно удаляющегося города цвета индиго, окутанного как вуалью васильковой утренней дымкой, на Адалета, сосредоточено вычисляющего что-то в новом толстом блокноте новым толстым карандашом, и продолжила, усмехаясь собственной мысли:
– Забавно почувствовать себя в роли золотой рыбки: «Будет тебе, маг-хранитель, новое корыто»…
Ближе к вечеру выданная путешественникам ладья под бдительным названием «Стерегущая» резко изменила курс.
Пассажиры, скрываясь от вездесущего ледяного ветра, сгрудились в теплую кучку под промасленной мешковиной, натянутой палаткой у мачты. Сенька грызла черный сухарь. Иванушка читал. Масдай дремал, посапывая. Адалет, стиснув зубы и посох, страдал от морской болезни, а заодно и от хруста сухаря, шелеста страниц, случайных всхрапов, скрипа весел в уключинах, плеска волн и всего, что расстроенные его пять чувств до тошноты дотошно доносили разнервничавшейся нервной системе волшебника. К концу дня бедный адепт магических искусств окончательно потерял надежду оказаться на твердом клочке земли не только при жизни, но и после своей бесславной кончины среди враждебной пожилым сухопутным чародеям морской стихии. Ссутулясь, он сидел под тентом с закрытыми очами, прижавшись спиной к мачте, и тихонько стонал в такт поигрывающим ладьей волнам.