– Масдай, Масдай, Агафон, Олаф!!! Мы здесь!!!
Птица Масдай дистанцию соблюдала недолго. Пыхнув золотом, отчего все окружившие его орлы бросились врассыпную, как воробьи от кошки, неспешно дрейфующий по воздушным потокам ковер резко сменил курс, увеличил скорость, и подобно коршуну-камикадзе понесся к восторженно орущей и скачущей фигурке внизу.
Еще полминуты – и несущийся навстречу Иванушка скрылся под кучей-малой таких же счастливых и так же радостно блажащих друзей, свалившихся ему на голову с низко летящего ковра, не дожидаясь ни остановки, ни посадки.
– Иван!!!..
– Олаф!!!..
– Ваня!!!..
– Агафон!!!..
– Ваньша!!!..
– Ребята!!!..
Встревоженно схватившиеся было за оружие сиххё при виде столь горячего приема, оказанного их человеку своими невесть откуда взявшимися сородичами, успокоились, и уже неторопливым шагом приблизились к месту встречи землячества.
– А еще позавчера мы бы утыкали эту четверку стрелами даже не задумываясь, – дивясь глобальным переменам в массовом сознании народа-изгнанника, покачал головой Аед.
– Еще позавчера у нас было чем их утыкивать, – кисло проговорил Корк.
– Ничего, всё будет хорошо, – светло улыбнулась Арнегунд рудненцам и прибавила шагу. – Интересно, откуда эти летучие люди здесь появились? Да еще ивановы друзья, как специально…
– Тоже, наверное, искали его, вот и появились, – резонно предположила Боанн.
– Двор проходной, а не Сумрачный мир, – усмехнулся Амергин.
– Столько людей тут не было за последние пятьдесят лет вместе взятые … – соглашаясь, развел руками Домнал.
– Скоро все сюда переселятся… Проходу от них не будет… – брюзгливо пробурчал Корк. – Говорил же я вам: это такой народец, что где один завелся – там их на следующий день уже десяток будет!
Хоть и тотально-хмурого неприятия Корка в группе приветствия гостей с того Света никто не разделял, но оспорить прозорливость и истину его предвидения возможным тоже не представлялось. С очевидным не подискутируешь.
А тем временем первые порывы и объятья закончились полной потерей ориентации в пространстве и обрушением приветствующих и приветствуемого на пыльную ломкую траву чужого мира. Полузадушено хохоча и отряхиваясь, люди поднялись на ноги и с новым восторгом принялись оглядывать давно – три дня назад – потерянных друг друга.
– Олаф, Агафон, как я рад вас видеть, как рад – просто глазам своим до сих пор не верю! – улыбался во весь рот лукоморец, походя выколачивая ладонями жесткую равнинную пыль из штанов и куртки.
– А меня? – искристая улыбка еще одного участника вечера встречи друзей медленно сменилась на искрящую. [66]
– Да, и вас, конечно, тоже! – счастливо сообщил Иванушка. – Давайте познакомимся! Вы откуда? Как вас зовут?
И с ошеломленным недоумением увидел, как болезненно вытянулись физиономии его приятелей.
– А… что?..
– Вань… – незнакомый парнишка уставился на него отчаянным страдальческим взглядом. – Ты… ты это… серьезно?.. Ты… ты что, правда… меня не узнаешь? Совсем? Ни капельки? Ни на вот полстолечка?..
С размером удивления царевича могло посоперничать только его смущение.
– Нет… Я вас правда… никогда не видел раньше… – сконфуженно заикаясь и сбиваясь с мысли, путанно заговорил он. – А если и видел, то, извините… не могу припомнить, при каких обстоятельствах… Мне, право, очень неловко… и стыдно… но не могли бы вы подсказать?..
– Он что, меня честно не помнит? – теперь убитый взгляд неизвестного предназначался отчего-то не ему, а его друзьям. – То есть совершенно? В смысле абсолютно?..
Волшебник и конунг скроили сочувствующие физиономии и беспомощно развели руками.
– И кольцо снял?..
Три пары глаз устремились на раздетый палец Ивана.
– …и знать меня не хочет?..
– Нет, вы меня не поняли, хочу, что вы!..
– Вань, нет, ты меня правда-правда не пом… – словно не слыша, продолжил было незнакомец, и осекся. Потому что взгляд его упал на что-то – или, вернее, кого-то [67] – за ивановой спиной.
– Ах, ты, хмырь… – отчетливо и со вкусом проговорил неизвестный паренек.
– Я… – только и смог выдавить смешавшийся лекарь.
Взгляд неизвестной Ивану Сеньки встретился с его взглядом – затравленным, отчаянным, виноватым – и она в один миг поняла всё.
Никакого от ворот поворотного зелья не существовало в природе.
Никогда.
С самого начала.
Знахарь обманул.
Надул.
Соврал.
Негодяй.
Мерзавец.
Подлец.
УБЬЮ-У-У-У-У-У-У-У!!!..
Издав низкое рычание, она сорвалась с места, едва не снесла с ног замешкавшегося в недоумении супруга и, подобно гиперпотамовому шершню на разорителя его гнезда, налетела на побледневшего как саван Друстана.
– Где твое зелье, ты, урод моральный, отвечай!!! Ну, где, где, где?! Ты ж говорил, что все будет в порядке к вечеру!!! Ты, химик драный!!! Отравитель!!! Парфюмер!!! Врун!!! Эгоист!!!..
Бедный знахарь, может, и рад был бы что-нибудь ответить, но, лежа уткнувшись носом в землю и с полным ртом травы, пыли и мелких камней говорить с непривычки было несколько неудобно. Особенно, когда тебя держат за волосы, заломив руку за спину, и твой лоб с частотой сто двадцать ударов в минуту встречается с твердой, как камень, и колючей, как плохо выбритый кактус, поверхностью равнины.
– Друстан!!!..
– Перестаньте немедленно!!!
Не дожидаясь, пока растрепанная переполошенная принцесса добежит до места самосуда, плавно переходящего в линчевание ее придворного лекаря, Иванушка ястребом налетел на разбушевавшегося незнакомца, схватил за плечи и гневным рывком поставил на ноги, едва удерживаясь, чтобы не поступить с ним так же, так тот только что обращался с неподвижно замершим в ковыле гвентянином.
– Да как вы смеете!!! Что он вам сделал?! – Иван задыхался и побагровел от возмущения и праведного негодования. – Да кто вы вообще такой, чтобы поднимать руку на моего друга?!..
– Твой жена, идиот… – вмиг растеряв весь апломб и запал, тихо проговорил неизвестный. – Твоя жена. Царевна Лесогорская и Лукоморская… с некоторых пор. Если хоть кто-то еще об этом помнит. Склеротик несчастный.
– Я…
Иванушка хотел с обидой заметить, что вовсе он никакой не склеротик, и тут до него дошло начало фразы.