Так они прошли почти всю деревню.
У ворот одного из домов на самой окраине – там, где кончалась улица и снова начинался лес – лежало, почти полностью перегородив дорогу, огромное, выдолбленное из половинки колоды, пустое корыто.
– Ишь ты, – неодобрительно просипел дед Зимарь, не переставая расчесывать на ходу спутавшуюся за время, проведенное в горизонтальном положении, седую шевелюру и бороденку, пропуская через них узловатые пальцы. – Выбросили, называется… Покололи бы хоть на дрова, что ли, если уж такое доброе корыто им помешало, или людям бы отдали. А то выставили – ни пройти, ни…
На этих самых словах старика ворота приоткрылись, и взглядам неудачливых квартирантов предстала тощая, обтянутая полушубком из разномастных шкурок зверей неизвестной породы, спина.
Со двора донесся звонкий детский голосок:
– Вы погодьте, не торопьтесь, не торопьтесь, сейчас тятька с речки придёть, вам сам всё донесеть, да еще и рыбой вам поклонится!..
– Есть мне когда тятьку твоего ждать, – пробурчал недовольный скрипучий голос, и наружу показалась его и полушубка обладательница со своей волочившейся по траве двора ношей – выцветшим залатанным мешком, бугрившимся картошкой. – А рыбу пусть мне домой принесет – чай, помнит, где я живу.
Повязанная цветастым платком голова повернулась к прохожим, и суровый взгляд холодных синих глаз из-под кустистых бровей пронзил их насквозь.
– Бабушка, я вам сейчас помо… – сделал шаг по направлению к старухе царевич, но чуть не был сбит с ног дедом Зимарем.
– Разрешите, барышня? – подскочил он к старухе и бережно перехватил ее мешок. – Вам куда доставить? Направо? Налево? Мы мигом – бегом да ладом, оглянуться не успеете, как всё будет в полном порядке, как огурцы на грядке!
Бабка от неожиданности выпустила из рук свое имущество и захлопала глазами.
Дед по-молодецки выпятил грудь, подкрутил белый ус, хрипло откашлялся и заговорщицки подмигнул.
– А что вы делаете сегодня вечером? – интимно прогудел он в нос.
– Я… – сбилась и покраснела неожиданно даже для себя старушка. – Я… занята по хозяйству…
– А мы вам можем помочь, – предложил дед Зимарь, всем своим видом показывая, что под нейтральным и не компрометирующим девичью честь «мы» он, без тени сомнения, подразумевал только «я», «я» и еще раз «я». – Только скажите, что вам надобно: мы ведь и пилить-строгать-приколачивать, и печку класть, и огород перекопать, и деревья обрезать можем, и бортничать способны, и колодец выкопать могем, и вообще…
– Ты за себя говори, – возмущенный одной мыслью о том, что кто-то подумал, что его можно заставить печку строгать, деревья выкапывать или огород приколачивать, покосился на деда чародей. – К тому же мы пришли сюда с другой целью, если ты помнишь.
– Да, – располагающе улыбаясь, вновь вступил в разговор Иванушка. – Не знаете ли, бабушка, кто тут на пару дней постояльцев может принять?
– Такую-то ораву? – с сомнением оглядела отряд старуха, и взгляд ее снова непроизвольно остановился на деде Зимаре.
Тот умоляюще вскинул брови домиком.
Старушка, словно обжегшись, поспешно отвела глаза и приняла такой вид, словно дед-путешественник ее сто лет не интересовал и еще столько же не будет.
– Да мы тихие, и спать можем на сеновале, – поспешил пояснить лукоморец, не заметив безмолвного диалога.
Старуха помолчала, сведя брови над переносицей, пожевала тонкими бесцветными губами, потерла подбородок крючковатыми пальцами и снова обвела цепким взглядом путников.
– А что хозяева за это будут иметь? – придя к какому-то заключению, как бы нехотя поинтересовалась она, тщательно избегая глядеть на Зимаря.
– Заплатить у нас нечем, – со вздохом признался Иван, – но мы по хозяйству отработаем, что они попросят.
Старик молодецки крякнул и демонстративно приподнял мешок с картошкой до уровня коленок.
Подвиг его остался так же демонстративно незамеченным.
– Ну ежели отработать обещаете… – с видом, громко восклицающим «ох, смотрите, люди добрые, нашла, кому поверить, дура», проговорила старушка и оглядела с головы до ног притихших в ожидании решения путников, не забыв пропустить старика.
– Мы ведь всё умеем, у нас работа в руках горит! – орлом [30] глянул на сомневающуюся пенсионерку дед, сделал шаг вперед, покачнулся… и выронил мешок.
Заплата оторвалась и освобожденная картошка, радостно и звонко подпрыгивая, разбежалась по улице, куда глазки глядели. Путники, как ястребы за цыплятами, кинулись за ней.
– Ну если и впрямь всё умеете… – не смогла скрыть усмешку, переходящую в улыбку, старуха и, метнув настороженный взгляд на деда Зимаря – не заметил ли, не воспринял ли неправильно – поспешно прикрыла лицо рукой.
Дед всё заметил и воспринял совершенно верно, и с новой, удвоенной силой бросился преследовать беглые корнеплоды.
– …я вас к себе возьму, пожалуй, – вынесла решение старушка, понаблюдав с неприкрытым удовольствием за операцией «Перехват» в действии.
Дед Зимарь остановился, осторожно принял вертикальное положение и украдкой бросил нежный благодарный взгляд на предмет своей внезапной страсти. Ответом была суровая – даже слишком – мина.
– Вот спасибо! – обрадовался и царевич, выпрямляясь и прижимая к груди одной действующей рукой с десяток кривобоких картошин.
– А где вы живете-то? – заоглядывался Агафон, который выбрал для себя роль держателя мешка и по земле, в отличие от других, не ползал. – Далеко ли отсюда?
– Да я тут рядом живу… – неопределенно махнула рукой направо старуха.
– Как раз что нам и надо было! – победно ухмыльнулся, хлюпнул носом и чихнул дед Зимарь.
– Это хорошо, – согласился маг.
– …километров семь-десять от деревни напрямки, не больше, – скромно закончила бабуля и стрельнула глазами – прямо в сердце несопротивляющегося старика.
– Лучше не придумаешь… – так и сомлел он.
– А что, поближе у вас никто бедных путников не примет? – посуровел и насупился Агафон.
– Теперь уже нет, – со странным удовлетворением произнесла старуха, и Иван ей отчего-то сразу и безоговорочно поверил.
Он понял, что если они сейчас откажутся, то до следующей деревни – не исключено, что лукоморской – им печки не видать.
– Ну так чё? Передумали, ли чё ли? – обнажила в очаровательной улыбке немногочисленные оставшиеся зубы бабка.
– За вами, барышня – хоть на край света, – умильно скосил на нее слезящиеся очи дед Зимарь.
Иван подумал, что поторопился с выбором квартирной хозяйки, когда та уселась в корыто поверх мешка с отловленной и возвращенной в неволю картошкой, свистнула, гикнула, взмахнула пестом, всё это время скрывавшимся в долбленой посудине, и поднялась в небо, крикнув им, чтобы шли за ней, не отставали и не теряли из виду – искать не станет.