– Это был единственно возможный поступок, если ты хотел остаться в живых, – фыркнула убыр. – Если бы он был чуток поумнее, он сразу бы забрался по арке на твое дерево и сбросил на тебя сеть, как на твоего солдатика, и одним царским сыном на Белом Свете стало бы меньше. Хоть у него и мозгов с гулькин клюв, а до этого он всё одно рано ли поздно ли додумался бы, будь спокоен.
– Бросьте, мадам. Пауки не умеют думать, – специалист по волшебным наукам разлепил склеивающиеся от сытости и усталости глаза, вальяжно изрек сей научный фак, и снова прикрыл более чем слегка осоловевшие очи. – Это суеверия отсталых народностей… Персонификация очеловечивания, так сказать… Идеализация анимализма… Метафора мышления… то есть, эпифора… Или метаморфоза?..
– Во-первых, – строго ожгла его взглядом Макмыр, и чародей почувствовал укол словно шилом и подскочил на скамье – глаза широко раскрыты, язык прикушен, – в моем доме срамно не выражаться. Два раза говорить не стану, запомни с одного. А во-вторых, если не веришь – погуляй еще по нашим лесам хоть день. А когда вернешься – если вернешься – вот тогда и расскажешь мне, кто из вас умеет думать, а кто – так. Так что, царский сын, ты еще легко отделался. Я баньку протоплю, и мы твою руку поправим. Помнем, пошепчем, компрессик сделаем на ночь, отварчик попьешь – утром как новый будешь.
Дед Зимарь при этих словах натужно закашлялся, закатив глаза, захлюпал, затрубил носом, словно стадо слонов, и задышал полной грудью со свистом и хрипом, как дырявая гармошка.
– Ладно, уж. И тебя, старик, заодно полечу, – правильно поняла намек и холодно взглянула на него убыр, но дед довольно прикрыл хитрые глаза: за февральским холодом он угадал мартовскую оттепель, апрельское таяние и майское цветение.
– Спасибо… До смертушки не забуду доброту твою да заботу, барышня… – просипел он и зашелся в кашле.
– Раньше времени не благодарят, – сухо ответила Макмыр, не глядя на пациента, и стала подниматься из-за стола. – Сейчас посуду уберу да за баньку примусь.
– А куда ее убирать надо, бабушка убыр? Мы вам поможем, – вызвался лукоморец.
– Да-да, – закашлялся старик, – эт мы мигом, моргнуть не успеешь, барышня, как твоя посудина по кухне летать будет да блестеть!
– А на двор ее убирать надоть, там стол есть, – кивнула в сторону расположения вышеупомянутого стола убыр. – А рядом с ним чан с водой, лыка пук и туес с золой. Да только ты, герой с одной рукой, сидел бы уж. И ты, чихотошный, не суетись. У вас, вон, и здоровых с двумя руками хватает, которые помочь хочут.
Последняя фраза подразумевала явно не Иванушку и не деда Зимаря.
Само подозрение в том, что он когда-либо хотел помочь кому-либо мыть холодной водой в октябре на улице посуду при помощи золы и пучка лыка было настолько смехотворным, что Агафон чуть не прыснул, сочтя его если не за издевку, то за шутку. Но сдавать назад было поздно, и он рассеянно повел плечами, будто мыть посуду именно таким образом ему приходилось на протяжении всей его жизни по пять раз в день, и ни о чем более увлекательном и приятном он и помыслить не мог:
– Это я-то? Посуду? Да легче легкого!
Он вылез боком из-за стола, подошел к открытому окну и окликнул одного из умрунов, деловито обтесывающего новый столб:
– Эй, ты, как тебя!..
– Терентий, – бесстрастно взглянул на него гвардеец.
– Да, Терентий. Я говорю, я сейчас посуду буду подавать, а ты принимай, и где-то тут стол с чаном есть – так на него ставь.
– Я принимаю приказы только от Ивана, – умрун равнодушно отвернулся и снова склонился над своей работой.
– Э-эй!.. – оскорбленно воскликнул маг. – Да как ты смеешь!.. Ты, солдафон!.. Иван, скажи ему!
– Терентий? – присоединился царевич к волшебнику.
– Да, Иван, – с готовностью выпрямился он и стал пожирать глазами командира как на царском параде.
– Помоги, пожалуйста, Агафону с посудой, хорошо?
– Будет исполнено, Иван, – умрун воткнул в бревно топор, вытер о штаны руки и встал у окна. – Пусть подает.
Специалист по волшебным наукам хотел было взять со стола первую партию уже составленных друг на друга дедом Зимарем тарелок, но перехватил насмешливо-снисходительный взгляд убыр и взвился.
Ах, так!.. Ах, так!.. Ах, вот как!.. Иван, значит, у нас герой, хоть и однорукий, старик – больной, а Агафон – просто убогий, которого можно и шилом на расстоянии?! Ну, я ей покажу, что умеет почти выпускник ВыШиМыШи! Шепталка! Деревенщина! Невежда! Смотри на настоящего мага и учись!..
Ни слова больше не говоря, чародей принял стойку номер два, с презрением отвергнув мысль заглянуть хоть одним глазком в шпаргалку, словно горевшую огнем в потайном месте в рукаве, и гордо, отрывисто, будто отшвыривая от себя, выкрикнул слова заклинания и повел руками, собирая своей волшебной силой все миски, кружки, ложки, ножи, бутыли, чугунки и блюда со стола и отправляя их в окно, прямо в руки терпеливо поджидавшему Терентию.
В кои-то веки, заклинание удалось блестяще.
И даже слишком.
Блестяще – потому что вся утварь снялась со столешницы, как стая вспугнутых уток, и дружно ринулась в окно.
Слишком – потому что, сбив умруна с ног, со скоростью курьерского поезда промчалась к забору, проломила в нем передним чугунком дыру и понеслась дальше, в лес, не иначе, как с серьезным намерением сделать в нем сегодня новую просеку имени себя. Вслед за нею, жалобно треща и скрипя, в окно пытался и не мог пролезть стол.
За его спиной, обнимая на верящего своему счастью деда Зимаря, согнулась пополам и задыхалась от хохота Макмыр.
Иванушка отвернулся к стене и внимательнейшим образом принялся изучать какую-то трещину в бревне. Плечи его неровно дрожали. От сдерживаемых рыданий, не иначе.
– Стой!.. – выкрикнула бабка резким, срывающимся от смеха голосом и чиркнула перед собой непослушной дрожащей рукой. – Стойте все!..
С первыми звуками ее голоса стол мгновенно опомнился, поспешно встал на пол всеми четырьмя ногами, устыдился своего легкомысленного поведения и покаянно застыл, словно удивляясь, какая нелегкая в него вселилась. Издалека, почти из леса, донесся звон падающего железа и стекла. [32]
– Ох, насмешил!.. Ох, уморил!.. Ох, распотешил!.. – кряхтя, охая и утирая слезы, убыр оттолкнулась от деда, словно лодка от причала, и подошла к магу, отчаянно в этот момент жалевшему, что он сам не поддался действию своего заклинания, не вылетел в окно и не врезался головой в самое толстое дерево вокруг этой поляны…
– Ну, помог, ну, пособил, мил человек волшебник, нечего сказать!..
…или хотя бы не провалился сквозь пол, желательно к центру Земли…