– Да помолчи ты, Потап, – цыкнул на охотника старик и повернулся к попутчику. – Ты, мил человек купец, не обращай на него внимания, рассказывай, рассказывай, чего с твоими товарищами-то сталось.
Букаха злобно покосился на прервавшего его парня, с усилием скроил скорбную мину и продолжил:
– Они, супостаты, мой обоз в один миг захватили. Возчиков да охранников побили, как мух, а я вот живой, спасся… Еле ноги унес… Словно на крыльях летел…
Букаха умолк, посчитав, что он и так достаточно всего понарассказывал сиволапым деревенщинам, на которых при других обстоятельствах и в другое время он бы и посмотреть побрезговал. И, запивая большими глотками кваса из жбана, протянутого одним из слушателей, благоговеющих перед такими испытаниями и отвагой, стал жадно доедать первый за два дня завтрак.
Пока он жевал, в обдуваемую холодящим октябрьским ветерком лысую, как коленка, голову забрело любопытство.
– А вы из какой деревни все?
– Из Гарей, – вздохнув над иронией топонимики, сообщил тот. – Давеча из столицы прискакал гонец, сказал, мол, идет злой царь Костей, нас воевать. Огнем направо и налево палит, мол, крестьян в рабство забирает, и надо всем миром от него бежать со всем скарбом, что можем с собой прихватить, в столицу, где войну пересидим. Там, говорят, тоже войско собирают немалое. А ты как думаешь, мил человек купец, победим мы того костяного царя, али он нас?
Букаха задумался над вопросом, более важным для него, нежели когда-либо мог предположить старик, и обреченно покачал головой.
Не успел обоз подъехать поближе к городу, как в глаза Букахе бросилась суета, которая начиналась у городской стены и распространялась, подобно кругам на воде, вширь и вдаль. Сотни и тысячи человек с заступами, лопатами, тачками и бревнами бегали и хлопотали вокруг, словно благодаря какому-то мрачному заклятью решили, что древняя столица Лукоморья вдруг превратилась в муравейник, а сами они – в муравьев.
Люди без устали копали ямы, углубляли ров, возили землю, насыпая вал, забивали колья в дно ловушек и бревна просто так, и у Букахи в душе зародилась и стала расти, болезненно пульсировать и разбухать мрачная ненависть ко всем защитникам Лукоморска.
Сколько сил тратят эти идиоты на абсолютно безнадежное предприятие! Знают ведь наверняка, какая армада на них прет, и все равно рассчитывают остановить ее своими дурацкими канавками и палками! Почему они не сдаются, не бегут, не прячутся, как сделал бы на их месте любой нормальный народ? Царь Костей – это вам не какой-то самовлюбленный индюк Чернослов! А ведь даже его, не пропади он внезапно и по необъяснимой причине, им было вовек не победить! А тут – эвон – на кого замахнулись!.. Дурачье… Они тут все сумасшедшие. И так им всем и надо. И стану я помогать Костею, или сбегу прямо сейчас по Вондерландской, Вамаяссьской или Лесогорской дороге – для них ничего не изменится…
СТОП.
Только что прозвучала чрезвычайно здравая мысль, которая почему-то не потрудилась прозвучать раньше. И называется эта сияющая, как путеводная звезда, идея «СБЕЖАТЬ».
Пусть этот жуткий человек думает, что запугал Букаху. Пусть ждет от меня вестей. Нашел дурака. Сейчас я войду в город с крестьянами, проберусь в свой дом, возьму денег, если получится, то коня и еды – и только меня и видели. Разбирайтесь сами, без Букахи. Я свое уже отстрадал.
Приняв такое решение, разжалованный воевода почувствовал себя счастливым в первый раз за много дней. Он спрыгнул с телеги, дружелюбно улыбнулся старосте, повертел головой по сторонам и ткнул пальцем вперед, в сторону кряжистой Сабрумайской сторожевой башни с распахнутыми настежь воротами и хронически опущенным мостом:
– Смотрите, вот и прибыли. Город нас уже ждет.
Как выяснилось уже через пять минут, их ждал не только город. У самых ворот беженцев встретил усатый сержант в пыльном шлеме, красном плаще с гербом Лукоморья на плече и с пергаментом, пером и походной чернильницей наперевес.
– Добрались? Прибыли? Вижу. Молодцы, – отрывисто заговорил он как бы сам с собой, но все каким-то образом поняли, что обращается он к ним, и обоз остановился. – Какая деревня?
– Гари, батюшка, – выступил вперед староста.
– Хорошо… – сержант черканул что-то в пергаменте и обвел глазами застывший в ожидании решения своей судьбы караван. – Сколько вас?
– Сто двадцать три человека с бабами, дитями и стариками… Хотя нет. Сто двадцать четыре, – уточнил старик и ткнул пальцем в Букаху. – Вот, купец у края леса километрах в десяти отсюда прибился. Костяным царем ограбленный.
– Ограбленный?.. – сержант окинул оценивающим взглядом представительную фигуру Букахи и кивнул головой: – Эт хорошо…
И не успел никто поинтересоваться парадоксальностью вывода, как сержант выудил из кармана штанов другой пергамент, развернул его, откашлялся и огласил:
– Предписание Оборонного Командования номер один!
После этого впечатляющего вступления пергамент был аккуратно свернут и возвращен на место, а дальнейшая речь пошла экспромтом:
– Все мужики от семнадцати до сорока лет остаются здесь, встают справа от меня – их забирают в добровольцы, город оборонять. Остальные – от четырнадцати до шестидесяти и бабы от семнадцати до пятидесяти идут на земляные работы. Встаньте слева. Инструмент – лопаты, кирки, еще чего там – если есть, берите с собой. Смена – восемь часов. А стариков и прочих младенцев дружинник Николай Непряха сейчас проводит по домам на постой. Они за день обустроятся, и вечером за землекопами придут. Ополчение будет жить и учиться ратному делу на казенный кошт. Вопросы есть?
– Кормить рабочих будут? – выкрикнул коренастый мужик – возчик передней телеги.
– Будут, – коротко ответил сержант, и крестьяне, громко переговариваясь, стали извлекать из поклажи инструмент и делиться, как им было предписано.
Букаха, глядя во все стороны, кроме той, в которой находился сержант, беззаботной походкой направился прямо к воротам, где и был остановлен бдительным стражником с ржавой алебардой в свежих царапинах от напильника.
– А ты куда собрался? – грозно полюбопытствовал он.
– Прочь с доро… – начал было гневно Букаха, но спохватился, что он не является воеводой уже несколько недель, и плавно перешел в другую тональность:
– Пропусти меня, солдатик, я хотел сказать. Меня даже ваш командир отпустил, – не оглядываясь, ткнул большим пальцем за спину беглец. – Я простой бедный купец. Возвращаюсь домой. Тороплюсь…
– А ты не торопись, купец, не торопись, – насмешливо посоветовал ему голос сержанта из-за плеча. – Вечером домой попадешь. Столько времени тебя там ждали – шесть часов-то уж точно еще подождут.
Букаха хотел поспорить, но игривый тон сержанта словно испарился, и рука его потянулась к рукояти меча.
– Лопаты вон там. Два раза повторять не буду. В случае отказа Оборонное Командование предписывает поступать по всей строгости законов военного времени.