– Ваше высочество, ваше высочество… – панически хлопая себя по бокам, сбивчиво и растерянно повторял знахарь, словно заклинание. – Ваше высочество…
Добежав до барьера арены, лекарь остановился, словно налетел на невидимую стену, рука его метнулась к сердцу, а ноги едва не опустили хозяина на пол.
– В-ваше… в-высочество… Вы ж-живы…
– Нет, я умерла, – не слишком любезно сообщила принцесса, не отрываясь от обработки агафонова лба.
Фикус прикусил до крови губу и молниеносно оглянулся: менестрель, словно выбившись из сил, остановился шагах в двадцати от него и, насвистывая что-то фальшиво, принялся задумчиво изучать потолок.
– Носоглот лишайный… – вырвалось у лекаря не от ума, но от души.
– Зато какая прыть! – то ли самому себе, то ли кому-то еще пробормотал Кириан.
– Ну что ты, уснул?! – возмущенная паузой там, где рассчитывала на скорость, возвысила голос Эссельте. – Иди сюда! Доставай спирт, иглу и кетгут – быстрее! Надо зашить рану, пока он без сознания!
– Я… у меня…
– Ну же, не стой, разинув рот, давай свою сумку!
– Но… там… там нет иглы…
– А что у тебя там есть?!
– Всё для вашего высочества… Нюхательные соли… Притирания для висков… Пастилки от тошноты… с фруктовыми вкусами… двадцать сортов… Снотворный порошок… ароматизированный корицей… и ванилью… Успокоительная микстура…
– Сиххё тебя забери!.. – чуть не подпрыгнула от бессильного раздражения гвентянка. – Да что ты за лекарь?! У Друстана всегда всё было под руками!
– У кого, ваше величество?.. – сморгнул Фикус.
– У моего будущего мужа! – сердито рыкнула Эссельте, не упуская момента гордо вскинуть голову, и тут же дернула из рук медика его ридикюль. – Что у тебя есть, что подойдет для обработки ран?
– Настой пустырника и валерьяны может подойти…
– Доставай, – гвентянка решительно сунула сумку ему обратно в руки и полезла в потайной кармашек на груди, где хранился маленький швейный наборчик на неожиданные случаи жизни.
Серафима разгребала последний слой обломков, когда Иван и Олаф, избавленные от необходимости отгонять зевак, присоединились к ней. В нескольких шагах за их спинами застыл в ожидании, как в засаде, Вяз.
– А кстати, что мы ищем? – поинтересовался конунг, деловито поднимая и отбрасывая через плечо кусок за куском. [31]
– К-кабуча… – вздохнула Сенька и выпрямилась, энергично растирая кулаком затекшую поясницу. – Знать бы еще, что мы ищем…
– В смысле? – наморщил лоб Иванушка, с грохотом роняя гранитный камень размером с переросший кабачок на нечто стальное, завязанное узлом.
– В смысле, я подумала, что если големы могу делать только то, что записано у них на схеме, то у этих кто-то запись изменил. И, может, если найти этот схем, то Агафон смог бы сказать, как, когда и кем он был изменен.
Иван и Олаф замерли. Такой аспект произошедших событий в голову им придти пока не успел, если собирался вовсе.
– Изменен?.. – недоуменно скривил разбитую губу конунг. – Но кому надо его изменять?
Вяз как бы невзначай приблизился на пару шагов и оказался в пределах слышимости. И Сенькиной видимости.
– Кому надо, тот и изменил… – пробормотала царевна, косясь на атлана.
Потом иная мысль пришла ей в голову.
– Кстати, вот кто нам может помочь, – обворожительно улыбнувшись, обернулась она, подхватила арбитра под единственную руку и обвела широким жестом разбросанную ей кучу перекрученного металла и дробленого камня.
– С превеликим моим удовольствием, ваше величество, – покривил губы в попытке куртуазной улыбки Вяз. – Если только вы объясните, что в этой груде хлама… еще двадцать минут назад – стоимостью с особняк в центре города… может быть интересного.
Брови царевны при обозначении цены перемолотых магией големов дрогнули, и почти сразу же приподнялись во второй раз – при мысли о том, как отреагирует на известие мастер Олеандр. Но лирика ей пока была чужда.
– Или что в этой груде хлама может интересного не быть, – тихо проговорила Серафима. – Ты знаешь, Вяз, как выглядит схем?
– Схем?.. – нахмурился, размышляя, атлан. – Я видел только один… довольно давно… Это был зеленый пергамент со множеством пересекающихся золотых полосок и драгоценными камнями, вставленными каким-то образом… да, конечно, магией… туда, где полоски встречались.
– Пергамент… – поморщилась царевна как от зубной боли. – То есть, после агафоновой мясорубки от него и следа могло не остаться…
– Я думаю, осталось бы, – задумчиво сощурились глаза атлана. – Это особый пергамент. Его нельзя ни порвать, ни сжечь. Не то, чтобы кому-то пришло в голову это делать – волшебники Узамбара, которые делают големов, дают за возвращаемый схем половину его начальной цены.
– Зачем он им? – удивился отряг.
Однорукий пожал плечами:
– Говорят, что они вкладывают его в свежего голема. Сдирая с покупателя деньги как за только что сделанный, естественно. Я слышал, чтобы создать новый схем, требуется с десяток недель, иногда – месяцев, если заказ особо сложный.
– А сколько времени нужно, чтобы изменить старый? – цепко прищурилась Серафима.
Вяз ответил таким же внимательным взглядом из-под черных нависших бровей, выдержал паузу и тихо проговорил:
– Не думаю, что их можно менять.
– Руками, может, и нет. А магией? – предположила Сенька.
– Самое главное в схеме не магия, а расположение линий и камней, – покачал головой арбитр. Магия всего лишь дает им жизнь, а что это будет за жизнь – диктует наплавленное на них золото и самоцветы.
– У тебя степень в магических искусствах? – недоверчиво усмехнулась царевна.
Вяз улыбнулся в ответ.
– Вы могли бы просто спросить, откуда мне это известно.
– Хорошо, спрашиваю.
– Отвечаю, – склонил в насмешливом полупоклоне голову атлан. – Когда мы с хозяином ездили в Узамбар за этими двумя… – однорукий кивнул в сторону обломков, – то пришлось немного там подождать, пока наш заказ будет закончен. Мы жили там дней пять, прямо в их училище, общались с мастерами и учениками… Поверите или нет, но это были весьма познавательные пять дней.
Лицо царевны приняло отрешенно-сосредоточенное выражение, мысли заметались в голове как испуганные белки: «Кабуча… Значит, схем не меняли… То есть, получается, на схеме было записано, что в один прекрасный день они должны напасть на зрителей в первом ряду? Причем за одним из них они должны были гоняться несмотря ни на что?.. Чушь какая… Они разглядывали толпу! Высматривали именно нас! Но почему?.. Но как?.. Но кто?.. Тис?.. Как? И зачем? Мы ж не международный трибунал… Боится, что найдем наследника? Но я бы на его месте дождалась, пока найдем… если найдем… а уж потом порешила… И причем наследника, а не гостей… Дичь. Чушь. Чушь и дичь… Не сходится… Ничего не сходится!»