Разговор тем временем тек дальше.
– И часто вам приходилось возвращать схемы? – спрашивал Иванушка.
Вяз медленно, словно припоминая, качал головой:
– На моей памяти – только один раз.
– А что с тем големом случилось?
– Прошлого хозяина Арены посетила гениальная мысль выяснить, кто сильнее – голем или горный демон.
– И откуда он взял в городе горного демона? – недоверчиво хмыкнул Олаф.
– Нет, в городе, конечно, демона бы ему никто не дал, – усмехнулся атлан. – Поэтому он собрал зрителей, готовых заплатить за невиданное зрелище – богатеньких сынков, нанял мага, выбрал голема – вроде Стального Убийцы, только покрупнее – и отправился в горы искать и выманивать демона дикого.
– И нашли? – позабыв про раздумья и сомнения, спросила царевна.
– Нашли, – усмехнулся арбитр. – Конечно, для этого пришлось выходить за защитную линию, а после этого бродить еще день… но нашли.
– И что? – полюбопытствовал конунг.
– Через два дня Арена приобрела нового хозяина, тот – нового голема… Ну а несколько знатных родов Атланды – новых наследников титулов. Кстати, ваши величества, я рад, что у ваших родов не возникла та же проблема.
– А уж мы-то как рады… – ухмыльнулась царевна.
Вяз хохотнул, собирался что-то ответить, но снова шум со стороны входа отвлек его и собеседников.
– Дык, двери узкие…
– И низкие…
Через распахнутые двери, колышась, как фруктовое желе ассорти, протискивался такой же разноцветный паланкин с четырьмя носильщиками в ливреях. В паланкине, рядом с закутанной в шелка дамой, испуганно таращащей глаза под дымкой вуали, восседал Ахмет. В руке его был зажат церемониальный крис-нож, черные очи метали искры, усики воинственно топорщились.
– Быстрее, быстрее, вы, дети улитки и черепахи!!!
– И лестница тут корявая…
– И навалено на ней горные демоны знают, что…
– Это не значит, что нужно ползти подобно умирающим тараканам, о позорище рода носильщиков!
Дама под вуалью, увидев над собой крышу и заслышав голоса, осмелела.
– Ты не смеешь повышать голос на мою прислугу! И куда ты меня привел, негодяй?! Если тебе нужны мои драгоценности… Кольца… колье… браслеты… диадема… Вот! Возьми и убирайся! Душегуб, мерзавец, подлец!!!
Пассажирка паланкина яростно сунула в свободную руку калифа сорванные с себя украшения.
Словно ужаленный оскорблением – или действием женщины, Ахмет рывком повернул к ней голову, отшвырнул со звоном заскакавшие по ярусам драгоценности, прищурился, будто тигр на антилопу…
– Любые драгоценности по сравнению с самоцветами ваших бездонных глаз – пыль и дым на горизонте безводной пустыни!
– Вор! Похититель!.. – по инерции выкрикнула дама, сбилась с вокабуляра и дыхания, когда славословие калифа дошло до нее, но быстро обрела душевное равновесие и продолжила с не меньшим апломбом: – Подхалим! Льстец! Краснобай! Если тебе не надо золото, забирай паланкин и прислугу, но дай мне выйти, мужлан и нахал!!!..
– О, чудная гурия севера, чей голос прекраснее журчания ручья в полуденный зной, мы не можем допустить, чтобы дивная ножка горной газели коснулась этих нечистых камней! – молитвенно прижал к груди руки Ахмет.
– Я прошу позволения выйти уже три минуты, когда камни еще были чистыми!
– Но мы сочли бы себя опозоренным навеки, если бы позволили обворожительной пэри диких краев, при виде чьего лика сама луна от стыда закрывает себя затмением, ходить пешком там, где она достойна скользить над грешной землей подобно хрустальному облаку!..
Калиф прослезился.
Дама растерялась.
– Но… вы меня похитили… даже не видя моего лица!..
– Блеск нечеловеческой красоты может ослепить неподготовленные очи, ибо недостойны мы, сирые и слабые духом, лицезреть волшебный облик изумительной феи!.. – встал на свою защиту шатт-аль-шейхец.
– О…
– …А голосок горнего духа, доносящийся из уст, что слаще финикового меда, предполагает красу, заставляющую стыдливо померкнуть все краски садов Сулеймании! – изящно выровнял он линию фронта.
– А…
– Я каждую весну не знаю, что со мной.
Клянусь, всю жизнь готов я верен быть одной,
Когда бы не цвели вы, дщери Сулеймана,
Стремительней, чем яблони весной! [32]
– перешли в контрнаступление армии Шатт-аль-Шейха.
– Ах… Ну право же…
– Наше восхищение обворожительной девой севера не знает границ, и летит впереди нас, подобно майской ласточке к милому сердцу гнезду! – молодецким броском добрались они до столицы противника.
– Право же…
– Мы теперь обязаны вам многим, и если вы готовы простить нас и разрешите исполнить наш долг, то как честный угонщ… человек мы готовы распахнуть двери нашего сердца гению непорочной красоты!
И город пал.
– Право же, лентяи, чего, чего вы там копаетесь?! Перебирайте ногами, бездельники, уволю всех!
– Да, хозяйка…
И паланкин мощностью в четыре носильщицких силы не в ногу, но энергично поскакал вниз по искореженным ступеням к тускло освещенной Арене.
– Что… это?.. – ошалело вытаращил глаза арбитр.
Серафима догадалась первой и прыснула.
– Это Эссельте поручила Ахмету придумать что-нибудь с носилками для Агафона!
Угонщик паланкинов обернулся в их сторону и, чуть приподнявшись, отвесил царевне замысловатый поклон.
– Для нашего премудрого чародея я готов сделать все, что от меня зависит, даже ценой тридцать седьмого брака!
– Ваши величества!!! Ваши высочества!!!.. – выкрик, долетевший от дверей, взмыл напуганной совой к куполу Арены и сорвался. Глухое его эхо потерялось под хрустким топотом сапог по усеянным битым камнем и рваным металлом ступеням.
– А вот и он – больной зуб… – кисло скривилась царевна.
– Скорее, геморрой, – уточнил Кириан.
За его длинноногим высочеством Рододендроном едва поспевал невысокий плотный Олеандр. С трясущимися руками, потерянно бегающим по следам разрушений взглядом, морально готовящийся – и отчаянно не готовый – к еще большим потерям, он вызывал сочувствие даже у еле выжившей антигаурдаковской коалиции. Рука Иванушки непроизвольно сама потянулась к кошельку… И была перехвачена крепкой пятерней любимой супруги.
– Ваня, требовать с него компенсацию ущерба в такой момент – неэтично. Давай повременим немного. Минут пять.
– Сеня!.. – возмущенно захлопал глазами лукоморец, не зная, принимать ли слова жены в шутку, или как всегда.