– Ну что там, Орешник? Все тихо? – высунул он голову из окошечка будки.
– Тихо, – невзирая на раздирающие уши звуки волынки, доносящиеся откуда-то справа, со стороны пруда, грохот очередного салюта с неба и нестройное пение у поющих фонтанов слева, подтвердил один из часовых и тоже зевнул.
Дурной пример заразителен. Скорей бы уж на боковую…
По дороге, ведущей от конюшен, зацокали копыта. Много копыт.
– Ну что там еще? – поморщился капрал Платан, только было вернувшийся на свою стратегически важную позицию на скамейке рядом с печкой.
– Кажется, какой-то обоз едет, – не веря своим глазам, доложил абсолютно не по уставу второй караульный – Гранат.
– Обоз?!..
Из темноты под фонари на воротах выехал всадник, за ним тащились три телеги.
– Стой, кто идет… едет?… – выступил с пикой наперевес Орешник.
– Первый советник Тис по срочному делу в город, – холодно прозвучало с лошади.
– Что случилось, ваше сиятельство? – резво выскочил из будки капрал, нервно разглаживая складки на помявшемся от долгого дежурства у печки мундире.
– Во время запуска фейерверков несколько зарядов попали в статуи, – первый советник нетерпеливо махнул рукой на телеги. – Его величество приказал, чтобы они были восстановлены к утру. Не мешкай, солдат. Открывай. Мы торопимся.
– Вы чего, оглохли? – прикрикнул капрал на караульных. – Открывай ворота!
– А разве… – начал было что-то говорить Гранат, но тут же получил от начальника тычок в спину.
– Болтаешь много! Возись!
– Так точно! – прикусив язык, Вяз бросился поднимать засов, Орешник – за ним.
Ворота заскрипели и отворились. Щелкнули бичи возничих, и обоз тронулся.
Когда телеги проезжали мимо охранников, они привстали на цыпочки и заглянули за спины суровых грузчиков, с любопытством разглядывали искореженные фигуры, попавшие в недобрый час под залп вамаяссьской пиротехники. Некоторые лишились своего оружия или инструментов, некоторые – рук, некоторые – голов; одна статуя – воина из черного мрамора – вообще разломилась на две части, словно её разрезало: туловище и оружие лежали отдельно, ноги с попираемым горным демоном стояли на другой телеге…
Проводив взглядом караван, капрал усмехнулся, представив, сколько человек поднимет сейчас его сиятельство с постели и заставит работать как проклятых до самого утра. Когда тебе плохо, стоит только представить, что кому-то еще хуже, и тут же полегчает.
– Закрывай! – скомандовал он и повернулся, чтобы удалиться обратно к теплой печке.
– Я вот чего хотел спросить-то, ваше благородие… – обернулся ему вслед Гранат.
– Чего-то разболтался ты сегодня ни с того ни с сего, я смотрю, – недовольно буркнул капрал, поежился, но остановился.
– Я спросить хотел, разве его сиятельство первого советника Тиса его величество не посадили давеча в тюрьму? Мой троюродный брат Каштан, из тюремной стражи, говорил намедни…
– Что?!
– Я говорю, он говорил, что, дескать, его сиятельство первый советник Тис сидит у них в седьмой камере второй де…
– ЧТО?!..
Не успел обоз завернуть за угол, как со стороны задних ворот донесся истеричный, срывающийся хрип сигнальной трубы. На то, что эта труба была именно сигнальной, намекали ее товарки, мгновенно отозвавшиеся на разные голоса со всех концов дворца и сада. Яростная визгливая какофония на миг заглушила даже грохот салютов и волны музыки, гуляющие по саду.
– Это тревога! – нервно обернулся на соучастников побега Тис, и щека советника задергалась в такт стуку копыт его гнедого. – Они что-то заподозрили!..
– Бежим!!!.. – коротко выкрикнул старший, и другой команды не потребовалось: музыканты мгновенно соскочили с телег, подхватили свои инструменты и прыснули в разные стороны по переулкам, как тараканы от тапочка – только их и видели.
– Хорошая мысль, – пробормотал себе под нос первый советник, хлестнул коня плетью по крупу и вихрем понесся прочь.
– Прощайте! – крикнул он своим освободителям на скаку, не поворачивая головы, и исчез в боковой улочке.
– Агафон, скорее сюда! – позвал Иван, но чародей уже и без того запрыгивал на телегу, на которой у отрубленных ног мраморного солдата неподвижной кучей гравия лежал Туалатин, талантливо изображая второго участника скульптуры – поверженного горного демона.
– Я здесь, гони! – выкрикнул волшебник, повалившись на Туалатина как на перину и не думая извиняться.
– Но, но, пошла, пошла!.. – щелкнул в воздухе кнутом царевич, и кобыла припустила тяжелой рысью по мостовой.
Убедившись, что скорость набрана и не сбрасывается, Иванушка обернулся назад и уточнил:
– А куда гнать-то?
– Это ты у меня спрашиваешь или у него? – волшебник фыркнул и ткнул пальцем в демона.
– Понял, – коротко кивнул лукоморец и еще усердней защелкал кнутом: – Э-ге-гей!.. Пошла!.. Пошла, родимая!..
И родимая пошла – только телега загрохотала по мостовой, как камнепад средней поражающей силы, высекая железными ободьями из гулкого булыжника искры и нарушая и без того не слишком сладкий сон обывателей в окрестных домах.
Когда ломовая лошадь стала задыхаться от непривычного темпа передвижения, Иванушка сбавил скорость и оглянулся. Если не считать их, то кругом все было тихо. Хорошо освещенные, более-менее освещенные, относительно освещенные и даже едва освещенные районы Атлиник-Сити успели кончиться, и теперь ехать приходилось почти в полной тьме, между приземистыми серыми домами из грубо отесанного камня, [13] находя дорогу лишь благодаря нелимитированному лунному свету.
Кажется, погони не было. По крайней мере, за ними она не увязалась.
– Давай, наконец, спросим, где находится «Гибкая Лиана», – предложил Иванушка компаньонам.
– Согласен, – кивнул невидимый в темноте Агафон невидимой в темноте головой. – Остается найти того, кто откроет двум незнакомцам среди ночи и…
– Зачем искать, – улыбнулся Иван, довольный, что в кои-то веки его идея не вызвала отторжения. – Вон кто-то на коне едет, хоть и не в нашу сторону – у него и спросим сейчас.
– Где? – закрутил головой чародей.
– Вон, там! Метрах в сорока справа, мимо открытой двери проехал! Видишь?
И действительно – из открытой двери трактира метрах в сорока от них изливался мутноватыми потоками тусклый свет и волны незатейливой музыки.
Царевич обеспокоенно впился взглядом в спину слишком быстро удаляющегося наездника и прищелкнул кнутом, ускоряя ход недовольной кобылы. Когда всадник вдруг изъявил желание свернуть за угол и пропасть у них из виду, Иван приподнялся, откашлялся и закричал: