Казнь Колабродо являлась чем-то средним между этими двумя крайностями. Упиваться страданиями заклятого врага Доминик мог бы долго, поймай он Тулио сразу после гибели Долорес и Серджио. Но теперь чудом выжившего при взрыве отца и мужа обуревала лишь тупая злоба, не перешедшая в ярость даже при виде преподнесенного ему на блюдечке Корда. Однако и дарить ему легкую смерть Аглиотти по вполне понятным причинам не собирался…
Электропила кромсала тело Колабродо всего пару минут – куда меньше, чем до этого жертва наслаждалась последней в жизни сигаретой. Две минуты, по прошествии которых Доминик не ощутил ни победного настроения, ни облегчения. Это было не возмездие и не восстановление справедливости, а всего лишь обычная резня. Далеко не первая в кровавом послужном списке Тремито и, по всем предпосылкам, еще не последняя…
– Мемфис… Далековато, черт побери, – проворчал Томазо, угрюмо взирая на изуродованные останки Тулио Корда. – Эй, Дом, почему ты меня не предупредил, что планы меняются? Я уже сказал ребятам, что мы едем в Миннеаполис.
– Именно туда мы и едем, – отозвался Аглиотти, снимая заляпанную кровью маску и кидая ее в большой пластиковый пакет, куда только что отправились испачканные рукавицы. – Наши прежние планы остаются в силе.
– А как же родственнички этого?.. – Гольджи указал носком ботинка на лежащее перед ним расчлененное тело. – Или мы займемся ими позже?
– О чем ты, Томми? Какие родственники? – Доминик непонимающе уставился на Мухобойку. – Неужели ты всерьез поверил тому, что я говорил Колабродо?
– Ну да, – буркнул громила. – Ведь так и должно быть, раз ты намерен воздать этому вонючему ублюдку той же монетой.
– Я и воздал, – сказал Тремито усталым надтреснутым голосом. – Ты разве не понял этого?
В ответ Мухобойка изобразил жест, который следовало толковать, как «ни хрена я, босс, не понял, но если ты не в духе, Томми может и заткнуться».
– Корда подох, будучи уверенным, что его жена и дети обречены, как и он, – пояснил Аглиотти, заматывая перепачканную электропилу в грязный комбинезон и тоже упаковывая их в мешок с уликами. – Большего мне и не требовалось. Скажи, какую пользу нам принесет казнь семьи Тулио вдобавок к вполне очевидным неприятностям?
– Не нам, а тебе, – поправил его Гольджи. – Неужели тебе не станет легче от того, что ты отплатил за Долорес и Серджио согласно нашим традициям?
– Я чту традиции, – резко ответил Доминик. – Но в данной ситуации только мне решать, соблюдены они или нет. И я говорю: соблюдены. Отец Щеголя – старый дон Джузеппе, вынесший мне смертный приговор, – давно в могиле. Убийца моих жены и сына отныне там же. Массимо в присутствии донов Сальвини и Барберино отменил мой вердикт, и я не имею права мстить Щеголю. А дочери Корда абсолютно не виновны в том, что Тремито позволил врагам добраться до своей семьи… – И, помолчав, мрачно улыбнулся, после чего закончил: – Как видишь, Томми, с кем мне и осталось свести счеты, так это только с собой…
Если вас интересует вопрос, спят ли когда-нибудь призраки, могу честно и открыто заявить: да, спят, но очень редко. Хотя в любом случае, мы – призраки – делаем это чаще, чем среднестатистический житель современной высокоразвитой цивилизации, что давно победила тягу человечества ко сну – как было доказано, главному тормозу научно-технического и прочих видов прогресса. Вот я, например, как характерный представитель нового поколения призраков – тех, что обречены безвылазно томиться в Менталиберте, – сплю примерно одну ночь в три недели. Это невыгодно отличает меня от обычного либерианца, напрочь лишенного подобного атавизма, зато позволяет пусть ненадолго, но отключиться от М-эфира. Чего я при всем желании не могу себе позволить в режиме ментального бодрствования.
В Храме Созерцателя можно завалиться спать где угодно. Старые хозяева церкви Великомученика Пантолеона, утратившей после их ухода последние остатки святости, появлялись здесь исключительно для свершения религиозных служб и обрядов. Нечто вроде вахтового метода: подключился на несколько часов к Менталиберту, оттрубил мессу, дождался смены и отключился. В прежней своей ипостаси храм функционировал круглосуточно, словно электростанция. Что, впрочем, не спасло его от быстрого фиаско, вызванного упрямым нежеланием многогрешных либерианцев посещать церковь.
Надо отдать должное святым отцам, они в поте лица старались завлечь к себе паству и, чтобы оградить себя даже от безобидных мирских соблазнов, не стали оборудовать в храме комнату для отдыха. В церкви вообще не было лишних помещений. Она представляла собой один-единственный зал с непрозрачными мозаичными окнами и массивными деревянными воротами, запирающимися на крепкий пудовый засов. Собственно говоря, только из-за них я и купил у церковников их выставленную на продажу ментальную собственность. Впервые закрыв за собой храмовые ворота, я наконец-то понял, как мне обрести в суетливом Менталиберте долгожданное уединение. А то, что при этом придется спать прямо на полу (нарушать здешнее гармоничное убранство покупкой кровати я счел чистой воды святотатством), являлось всего лишь мелким и вполне терпимым неудобством.
Что давал мне сон в М-эфирном пространстве и почему он вообще нисходил на меня, в то время как миллионы прочих либерианцев могли круглосуточно без устали бодрствовать и радоваться жизни? Во-первых, я уставал и нуждался в периодическом отдыхе, поскольку являлся не М-дублем – ментальной оболочкой пользователя М-эфира, – а был самой настоящей, полноценной личностью. И во-вторых, если обычный либерианец имел возможность выбора, какими качествами наделить свое второе «я», а какие оставить за бортом, то Созерцателю приходилось довольствоваться тем, что он имел. Почти как в реальном мире. Я не контролировал процесс своего рождения и появился в Менталиберте с тем набором качеств, какие не утратил после переселения из моего предыдущего мира в этот. А там, чего греха таить, я любил поспать, поскольку хроническая бессонница тогда еще не вошла в моду.
Ну а в-третьих, мне еще снились сны. Что само по себе было удивительным явлением в Менталиберте, который, по сути, являлся массовой галлюцинацией, передаваемой креаторами пользователям посредством внешних ментальных волн. В моем прежнем М-эфирном мире Терра Нубладо, где мне приходилось спать гораздо чаще, я никогда не видел снов. Здесь же они посещали меня при каждом моем погружении в глубокое забытье. Обычно это были грезы о светлых моментах моего прошлого, но изредка накатывали видения, порожденные неприятными воспоминаниями. А вот абстрактные или пророческие сны почему-то не приходили. Может быть, потому, что с годами я попросту разучился мечтать и фантазировать…
Сегодня мой сон выдался беспокойным. Мне снилось, что я нахожусь на песчаном берегу широкой реки и веду бой с шайкой оголтелых речных пиратов. В руке у меня – двуствольный штуцер устрашающего калибра, с которым я на диво ловко управляюсь. Пираты палят по мне из ружей и револьверов, но я не только легко уклоняюсь от пуль, но и очень метко отстреливаюсь, укладывая негодяев одного за другим.