Долгое пребывание без сознания – роскошь, которую я мог бы позволить себе где угодно, только не поблизости от армии разъяренных орков. Виктория придерживалась аналогичного мнения и привела меня в чувство так быстро, как только смогла. Для чего ей пришлось пойти на непопулярные меры и отхлестать Созерцателя по щекам. Казалось бы, после всех пережитых мной ударов и акробатических пируэтов эта реанимационная методика встряхнет меня не сильнее, чем дробина – слона. Однако поди ж ты – не успела сердобольная Кастаньета залепить мне и пяток пощечин, как я уже смотрел на нее пусть не ясным, но вполне осмысленным взором и даже пытался возмущаться. После чего все же признал правоту Наварро и пообещал, что верну ей эти пощечины сторицей, если вдруг с подругой приключится подобная неприятность.
Прежде чем учинять товарищу терапевтическую взбучку, Викки уволокла меня за шиворот с глаз орков, которые с маниакальным упорством продолжали ломиться в ворота и пускать стрелы сквозь решетку даже тогда, когда никто из нас уже не показывался на виду. На руку нам играло то, что подступиться к воротам вплотную могли одновременно не больше трех монстров, чьего натиска для слома преграды было явно недостаточно. Остальные же по большей части оказывали собратьям чисто символическую помощь, а то и вовсе мешали им лишней толкотней. Ну и вдобавок периодически постреливали поверх голов из арбалетов – занятие, полностью утратившее смысл, как только мы перестали маячить перед вражескими стрелками.
Самый защищенный от шальных стрел уголок в святилище находился за гигантской статуей главного божества. Туда Виктория меня и оттащила, после чего усадила, прислонив к постаменту, и привела в сознание. Мне повезло, что мое пребывание в лапах монстра продлилось считаные секунды, а иначе одними ушибами дело точно не обошлось бы. Покряхтев и ощупав собственные руки-ноги, я обнаружил, что за сидящим на троне идолом имеется еще один выход: неширокий стенной проем с уходящей куда-то наверх каменной лестницей. Проследив, что я полностью пришел в себя, Кастаньета подошла к лишенной двери лестничной шахте и заглянула в нее.
– Темно. Не видно ни черта, – доложила подруга и указала на прикрепленный к стене светящийся кристалл. – Придется позаимствовать у этих «быков» одну стекляшку, чтобы шеи там не свернуть.
При упоминании свернутых шей я, поморщившись, потер свой многострадальный загривок и невольно бросил взгляд на прикрепленный к руке лок-радар сицилийцев. Затем выглянул из-за постамента и убедился, что по крайней мере пока беснующиеся за воротами орки нам не страшны. Похоже, самое время узнать, есть ли какой прок от трофейного коммуникатора или можно с чистой совестью выбрасывать его, как бесполезный балласт.
Чтобы Викки тоже была в курсе происходящего, я включил на захваченном лок-радаре голографический дисплей и для пущего удобства увеличил изображение. Устройство оказалось на поверку гораздо примитивнее стандартного коммуникатора и с крайне ограниченным набором служебных функций. Впрочем, нам от него многого и не требовалось. Была бы только возможность вызвать человека, для связи с которым сицилийцы и таскали с собой дополнительный лок-радар.
Сделать это оказалось проще пареной репы: надо было лишь активировать сенсор «Поднебесная» – единственный пункт в списке контактов интерактивного меню. Правда, соединение с адресатом произошло не сразу, а спустя почти минуту. Я уже решил, что программа коммуникатора «зависла» (проблема, и по сей день имеющая место в мире высоких технологий), но в конце концов графическая заставка режима ожидания все же пропала. На ее месте появилось изображение восседающего за столом рассерженного старика с растрепанными волосами, бородкой-эспаньолкой и длинными мушкетерскими усами, которые их носитель, судя по всему, специально зачесывал и фиксировал параллельно столешнице. Выглядело, сказать по правде, вовсе не стильно, а очень даже комично. В темноте каждый такой ус, должно быть, смахивал на торчащую изо рта незажженную сигару.
По этим анахроническим усам я и опознал креатора Платта, с которым мы не виделись почти два десятка лет. Наверняка в реальности Морган с тех пор сильно изменился и постарел, но в М-эфире он предпочитал носить все тот же дубль, что и раньше: этакий взбалмошный гений с безумными глазами, нервозным темпераментом и эксцентричными замашками. Прежде подобные Платту личности выводили меня из себя, но с годами я стал относиться к ним терпимее, а их повадки воспринимать как обыкновенные чудачества, не имеющие под собой цель намеренно оскорбить кого-либо или причинить зло. Да чего греха таить: я и сам с годами превратился почти в такого же чудака-затворника со своими заскоками, над которыми могла бы посмеяться современная молодежь. Только в отличие от Моргана я не сомневался, что мало-помалу впадаю в старческий маразм, а вот усач-креатор вряд ли когда-нибудь признал за собой такое. Гении не выживают из ума – просто к старости они становятся окончательно гениальными и, как следствие этого, абсолютно утрачивают взаимопонимание с окружающим миром.
Надо полагать, мы с Викки имели честь заглянуть в М-эфирный офис творца первого в истории симулайфа «безграничных возможностей» – Терра Олимпия, – а ныне директора самой уникальной и грандиозной свалки в мире. В расположенном позади Моргана широком окне открывалась панорама Утиль-конвейера, на голографическом дисплее по левую руку от хозяина пестрели какие-то таблицы, а справа от него торчало еще одно под стать Платту неординарное создание – большой человекообразный робот, исполняющий функции не то секретаря, не то телохранителя, не то всего лишь вычурной декорации. Что ж, прекрасно: без сомнений, мы не ошиблись адресом и «дозвонились» прямо до Поднебесной.
Визуальная связь была включена, но взор Платта был направлен не на нас, а на соседний монитор с бегущими по нему сводками, цифрами и графическими столбцами. Нам, очевидно, давали понять, что мы отвлекаем от работы серьезного делового человека, пусть даже экстравагантный облик креатора свидетельствовал об обратном. Рассматривая своего давнего знакомого и его окружение, я малость замешкался, и эта моя невольная заминка отнюдь не прибавила Моргану доброжелательности.
– Если вам нечего сказать, мистер Маранцано, значит, вы напрасно тратите мое и свое драгоценное время, – заметил Платт, продолжая упрямо игнорировать нас. – Я, кажется, попросил вас не отвлекать меня по пустякам и связаться со мной только тогда, когда вы схватите трэш-диггеров. Поэтому, если вы не готовы доложить об успехах, я буду вынужден…
– Маранцано мертв, мистер Платт, – перебил я сердитого мусорщика. – Сочувствую по поводу вашего помощника. Однако весьма любопытно, с каких это пор вы – ярый идеалист и правдолюбец – стали сотрудничать с итальянской мафией? Помнится, двадцать лет назад вы были готовы заклеймить человека позором за наличие у него в биографии даже незначительной судимости.
– Что?! – встрепенулся Морган и только теперь удостоил нас своим вниманием. – О чем вы толкуете?! И кто вы вообще такие, позвольте спросить?.. – Он, прищурившись, всмотрелся через монитор в наши лица. – Хотя погодите, я, кажется, догадался! Вы – те самые трэш-диггеры, которые проникли на Утиль-конвейер по визе «Синъэй», верно?