Способ, каким фон Гуттен предлагал избавиться от Фуггера и прочих бед Германии, сводился к единственному слову: «революция». Фон Гуттен призывал уничтожить старый порядок и создать централизованную структуру власти – император наверху, рыцари вместо епископов и князей в качестве региональных администраторов. Он настаивал на необходимости чисто немецкой церкви, опирающейся на принципы лютеранства. Он требовал ликвидировать фирму «Якоб Фуггер и племянники» заодно с остальными гигантскими банкирскими домами. Не желая останавливаться, он звал к казни глав этих домов. Банкиры, по его словам, «заслуживают виселицы». Фон Гуттен клялся совершить революцию и отдать за нее жизнь: «Я не успокоюсь, пусть даже они придут за мною».
Лютер жаждал перемен не меньше фон Гуттена, однако отвергал призывы последнего к насилию. Он пытался убедить фон Гуттена в действенности мирных усилий. «Видите, чего хочет Гуттен, – писал Лютер другу, комментируя призыв фон Гуттена к оружию. – Я не хочу, чтобы мы сражались за Священное Писание огнем и мечом. Я написал ему об этом». В год публикации «Разбойников» Лютер предпринял собственную атаку на крупный бизнес – в речи против ростовщичества. Фон Гуттен предлагал убивать богатых купцов, а «технократ» Лютер считал необходимым контролировать их деятельность посредством регулирования цен. Лютер утверждал, что купец не должен брать больше издержек и «малых расходов» на заработок производителя. Чтобы осуществить это, нужно саморегулирование, ибо, и здесь его сарказм вполне оправдан, правительственные чиновники бесполезны. «Мы, немцы, слишком заняты другими делами, – говорил он. – Мы слишком много пьем и пляшем». Но дальше этого пацифизм Лютера не распространялся. Если правительство выявит откровенного преступника, того следует повесить.
«Рецепты» Лютера демонстрируют безнадежное непонимание человеческой природы и мотивации. Ни один разумный бизнесмен не построит фабрику и даже не купит ткацкий станок ради того, чтобы просто платить заработную плату. Однако перечень злоупотреблений: ценовой сговор, монополии, мошенничество с весами – показывает, что Лютер обладал некими знаниями о реальном мире. Купцы пользуются этими «опасными и порочными мерами», дабы «остригать» своих покупателей. Лютер не называл конкретных имен, но вполне мог подразумевать Фуггера. Купец, который обрушивает цены, чтобы выдавить соперников из бизнеса? Фуггер. Купец, который стремится монополизировать рынок? Снова Фуггер. Человек, который «не заботится о ближнем своем»? Фуггер наверняка отрицал бы этот упрек, но его соседи-бедняки, несмотря на Фуггерай, возможно, ожидали от него большей щедрости. В том же году в открытом письме христианскому дворянству немецкой нации Лютер умолял государей покончить с крупным бизнесом. На сей раз он отказался от обиняков и прямо нападал на Фуггера: «Есть необходимость в том, чтобы обуздать Фуггеров».
Даже не будь этих откровенных нападок, Лютер все равно привлек бы внимание Фуггера. Все дело в том, что провозвестник Реформации охотно пользовался сравнительно новой технологией – книгопечатанием. Гутенберг изготовил первый печатный станок в 1450 году, однако активное применение этой технологии началось именно в 1520-х годах. В значительной степени это было связано с деятельностью Лютера. Его популярность и немалое количество сочинений, написанных к тому же на немецком языке, обеспечивали печатников работой. В 1513 году печатные мастерские по всей Германии выпустили всего 35 книг на немецком языке. Семь лет спустя было напечатано уже 208 сочинений, из которых 133 были написаны Лютером. Проповеди, памфлеты и размышления Мартина Лютера обретали печатный вид – и существенно пополняли ряды его сторонников. Казалось, вся Германия его поддерживает. Папский посланник в Германии сообщал в Рим: «Девять из десяти человек одобряют Лютера, а десятый ненавидит папу». Фуггеру снова выпал случай повстречаться с Лютером в 1521 году. Имперский сейм предстояло провести в Аугсбурге. Но из-за соображений транспортного удобства курфюрсты перенесли собрание в город Вормс на Рейне. Более опытный политик, возможно, оценил бы настроения в обществе и заключил бы перемирие с монахом. Однако император Карл, проживавший в Испании и ничуть не обеспокоенный торговлей индульгенциями и продажей церковных должностей, ожидаемо видел в Лютере еретика. Кроме того, папа требовал головы Лютера, а Карл нуждался в папе как в союзнике против Франции. Поэтому Карл велел Лютеру предстать перед императором и курфюрстами и публично отречься от своих «заблуждений».
Фон Гуттен, несмотря на выданный Святым престолом ордер на его арест, пробрался в Вормс, чтобы увидеться с Лютером в ночь накануне первого слушания. Он умолял Лютера возглавить революцию и обещал следовать за ним до конца. Теперь или никогда. Народ любит императора, говорил фон Гуттен, и ненавидит князей. А также ненавидит Рим и богатых купцов. Если крестьяне объединятся с рыцарями – маловероятная коалиция, учитывая сословные барьеры и снобизм рыцарей, – Германия окажется в их руках и они очистят страну «от скверны». Лютер отказался. Он не хотел воевать с князьями. Ему было важно, чтобы те присоединились к борьбе против Рима.
Появление Лютера в Вормсе ознаменовало начало Реформации. Презрев опасность ареста и гибели на костре, «достойной еретика», он предстал перед Карлом, императорскими советниками и битком набитым залом заседаний. Точно так же, как и во дворце Фуггера четыре года назад, в ходе «спарринга» с кардиналом Каэтаном, он отказался отречься. Совесть, сказал он, не позволяет поступить по-иному. Далее он произнес фразу, которая принесла ему бессмертие. «На сем стою и не могу иначе», – заявил он императору [67] .
Огромная толпа снаружи ожидала появления Лютера. Когда он наконец вышел, люди окружили его со всех сторон. Курфюрст Фридрих Мудрый протолкался ближе и вручил Лютеру серебряную кружку с пивом. Фридрих наслаждался моментом – его «мальчик» показал себя. Впрочем, у других курфюрстов, как и у Фуггера, имелись все основания встревожиться. На стенах домов в Вормсе появились изображения кожаного башмака. Это был символ Bundschuh [68] , крестьянского революционного движения. Рисунок служил своего рода последним предупреждением элите. Лютер призывал отказаться от насилия, но крестьяне, которых вдохновляли его проповеди, были неистовее фон Гуттена. Если простой монах вроде Лютера способен противостоять власть предержащим и победить, значит, они могут добиться того же самого. Лютер проигнорировал фон Гуттена, когда тот стал призывать к оружию, потому что он хотел мирной революции. Но для сторонников Bundsсhuh фраза «На сем стою и не могу иначе» означала не переговоры, а сигнал к атаке.
Племянник Якоба Ульрих представлял фирму Фуггеров в Вормсе. По сравнению с драмой Лютера действия Ульриха на сейме видятся пустяковыми. Но они сильно заботили Фуггера. Понимая, что на испанские налоги надежды почти нет, Якоб велел Ульриху попробовать согласовать другие способы погашения кредита. Ульрих заключил сделку с Габсбургами, но не столь выгодную, как надеялся Якоб. Император Карл признал долг в размере 600000 флоринов за избрание (и другие долги); он не отрицал, что обязан погасить кредит. Увы, вместо того чтобы рассчитаться, он переписал 400000 флоринов, две трети своих обязательств, на девятнадцатилетнего брата, эрцгерцога Фердинанда. Тот правил Австрией и согласился погасить братский кредит за счет продления прав Фуггера на горнодобычу еще на несколько лет. Карл ни словом не обмолвился о том, как он намерен возместить оставшиеся 200000 флоринов, только обронил, что помнит о долге. Это соглашение, разумеется, не порадовало Фуггера, но оно сдвинуло дело с мертвой точки – и избавило от опасений по поводу участи, постигшей его кузенов.