Он так и не ответил. Зи попыталась ему помочь.
– Я – Ли Да Ся. Из Юннаня, Горно-Ледниковые штаты.
– Да Ся, – эхом повторил он.
– Можешь называть меня Зи, – разрешила она, что было для нее большой щедростью.
– Зи? Как буква?
– В этом королевстве букву называют не «зи», а «зед». – Грего покосился на меня. – Очень щепетильны на этот счет.
Он так аккуратно проговорил эту шутку, словно обезвреживал бомбу.
А Элиан ее не понял. Он тупо переводил взгляд с Грего на Зи, словно надзиратель шокером зараз выбил из него тридцать пунктов IQ. А может, он просто был туповат.
– Зи зовут как букву Зи, все понятно. Зи, Атта, Грегори, Тэнди, Грета, Хан. – Он назвал имена так, словно цитировал выученный наизусть список. Потом повернулся к надзирателю и спросил: – Все правильно?
Словно ожидал, что железка ответит ему.
– Правильно, – подтвердила я. – А ты – Элиан.
Он тряхнул головой и выпрямился, словно его собственное имя служило ему паролем для перезагрузки. Лицо обнулилось до прежнего состояния, а пропавшие баллы IQ восстановились. Он теперь казался залихватски-беспечным, энергично-исполнительным и восхитительно придурковатым, но я была абсолютно уверена, что как минимум два из этих состояний были делаными.
Я глянула на Зи, и она в ответ выгнула брови. Она тоже не знала, как это все понимать. Никто из нас не знал.
Элиан стоял под нашими перекрестными взглядами, усмехаясь.
– В общем, всем здравствуйте, – сказал он и потянулся за оброненными мною вилами, но Атта поставил на них ногу.
Никто из нас не хотел, чтобы незнакомец обзавелся оружием.
Элиан сделал вид, что не заметил.
– Ага. Я Элиан Палник, из Камберлендского альянса. Покажете мне, как копать картошку?
Никто не ответил. Мы глядели на Элиана и его надзирателя, стараясь сохранить на лице невозмутимость, но при этом внутренне собраться, привести тело в готовность, как тренировались делать все дети обители, когда приближается угроза. Элиан же, наоборот, стоял приветливый, спокойный, расслабленный и совершенно чужой. Наша тишина – тревожная, неодобрительная – превратилась в непоколебимый монолит. Элиан повернулся ко мне:
– Значит, стоицизм.
– Значит, картошка, – осторожно ответила я.
Я наклонилась и взялась за ручку грохотки. Крупный надзиратель отступил на пару шагов, сходя с плетеного полотна. У Элиана едва заметно перехватило дыхание, когда надзиратель задвигался, – по крайней мере, у молодого человека хватило здравого смысла, чтобы испугаться. И достоинства, чтобы скрыть испуг. И то и другое обнадеживало.
– Помоги мне, – предложила я.
Отчасти это было проявление доброты к нему – направить его, подтолкнуть в нужную сторону. Отчасти – эгоизм: мы все будем чувствовать себя безопаснее, если примемся за работу.
– Это называется «грохочение». Мы стрясаем грязь через прутья. После этого картошку можно хранить без мытья. Это экономит воду.
– Вечно эта вода, – не к месту сказал он.
Но за вторую рукоятку взялся. Мы вдвоем подняли плоское сито. Я с облегчением убедилась, что он справился. Пятьдесят фунтов картошки – груз небольшой, но, стоя рядом, я видела, что мускулы у Элиана еще подрагивают. Как все мы, Дети перемирия, имели случай убедиться, электричество бывает трудно одолеть. Либо у Элиана была плохая переносимость, либо получил большую дозу.
– Так вот, значит, каково это – быть членом королевской фамилии.
– И?..
Мне начинало казаться, что я не зря обращалась с ним, как с непослушной козой. Как и наши козы, этот тип словно что-то замышлял. Сито тряслось у нас в руках, пыль взлетала и липла к коже. Я еле сдерживалась, чтобы не чихнуть.
– Да. Вот каково это – быть Ребенком перемирия.
– Вообще, я думал, тут будет хотя бы кондиционер, – вздохнул Элиан. Грего подавил смешок, и Элиан покосился на него через плечо. – Но подумать только. Неужели я обтрясаю картошку вместе с самой принцессой Гретой!
– Да, Грета, без сомнения, – наш лучший обтрясатель картошки, – съязвил Грего. – А завтра, может быть, ты вместе с Тэнди будешь разделывать козу.
– Не о том речь. – Элиан покачал головой, и надзиратель у его ног чуть приподнялся на шарнирах. Элиан едва взглянул на него. – Я просто хотел сказать, что смотрел про тебя видео, только и всего.
– Ты видел записи со мной? – удивилась я.
Конечно, я много снималась в роликах. В один прекрасный день мне предстоит стать правителем своей страны, если выживу, и важно, чтобы мой народ знал и любил меня. Они любили. Правда, скорее как могли бы любить ребенка, больного раком, поскольку все это так грустно, а я такая храбрая. Все, кто проявляет подобное сострадание – к раковому больному, к заложнику, – на самом деле не осознают, что есть жизнь в условиях постоянной угрозы. Но все равно эта любовь свою роль сыграет. Видеоролики помогут. Однако я не знала, что они известны и за пределами Панполярной.
– Конечно! Я их все видел. Интервью на прошлогоднее Рождество. На торжественной елке. Грета, ты – член королевской фамилии. Знаменитость. Как… как Гвиневра.
– Гвиневра! – в голос расхохоталась Да Ся.
Элиан пожал плечами – насколько это в состоянии сделать человек, держащий грохотку с картофелем и еще не оправившийся от недавно полученного удара током.
– Наверное, из-за волос.
– У меня совершенно обычные волосы.
– Н-ну-у-у… – выговорил Элиан, растягивая слово чуть ли не на четыре слога. – Волосы, и еще осанка, как будто у тебя линейка в твоей королевской… спине.
Слово «спина» было произнесено так стремительно, что даже самые невнимательные из нас (ну хорошо, хорошо, даже я) поняли, что оно подставлено в последнюю секунду. Замечание было грубым, неблагородным, но Тэнди рассмеялась. Не кто иной, как Тэнди! Мне показалось, будто Элиан растапливает нас, одного за другим. Правда, ни у кого из моих друзей не было таких причин оставаться холодными, как у меня. Их страны не готовились к войне с его страной. Мои друзья не видели его связанным и не слышали его криков.
Пока мы стояли над грохоткой лицом к лицу, Элиан постоянно пытался поймать мой взгляд. Было в этом мальчике нечто магнетическое, отчего трудно становилось отвести глаза. Он не принц – у них, у американцев, принцев нет, так что он, наверное, сын какого-нибудь генерала или политика, – но… Он назвал себя Спартаком. Спартак был рабом, который стал героем. Военачальник, ставший мучеником. Элиан шутил и смеялся, но в глазах у него стояло отчаяние. Словно у человека, которому объявили, что ему предстоит скоро умереть.
Я еще разок хорошенько встряхнула плетенку и опрокинула картофелины в корзину, которую держал Атта. Взлетела пыль. Я провела рукавом самуэ [4] по лбу и сморг нула пот, разъедавший глаза. День выдался жарким. Кажется, веснушки у меня слились, образовав города-государства.