– Иди, Элиан, – прошептала я. – Иди к солдатам.
Элиан неуверенно стоял над нами. Солнце светило ему в спину, и лицо было скрыто в тени. Потом он повернулся, пошел к камберлендцам и занял свое место в шеренге.
– Ну…
Я произнесла это едва слышно – мой голос не мог долететь до Элиана. Восклицание было незаметным, как трещинка в дамбе. Он так кичился своей независимостью. Я думала, он не пойдет.
– Честно говоря, – заметила Зи, – мне кажется, он не понимает.
Мы все сидели рядышком. Это походило на детскую игру – дети уселись в кружок и шепотом делятся секретами.
Зи положила мне руку на колено.
– Они хотят использовать меня против моей матери, – сказала я. – Сыграть на ее чувствах. На общественном мнении.
– Я знаю.
Рука Зи была теплой и уверенной.
– Но к мысли о моей смерти мать привыкла. Значит, это будет не смерть.
– Я знаю.
Тэнди положила руку мне на другую ногу. Теперь на обоих коленях я чувствовала тепло и тяжесть. От этого становилось спокойнее.
– Что-то публичное. Что-то…
Я старалась не смотреть на Элиана, стоящего в одном строю с мужчинами и женщинами, которые собираются… Нехорошее слово придумал Грего. «Повреждения».
В ту ночь шел дождь. Наконец-то дождь. Слишком поздно. Как раз когда я приготовилась к пытке из-за права на воду – и дождь. Можно подумать, мне нужно дополнительное доказательство, что у судьбы извращенное чувство юмора.
И не просто дождь – гроза. Она пришла с северо-запада, величественная, как космопорт, черная, как горная гряда, огромная буря прерий. Мы с Зи стянули матрасы и одеяла на пол и лежали рядом, глядя, как стихия бушует и полыхает молниями.
Мы лежали так почти час, глядя, как накатывает буря, неторопливая, как Лебединая Всадница. Вроде бы и говорить было не о чем. Я ощущала под боком тепло тела Зи.
– В первую ночь, когда ты сюда приехала, тоже была гроза, – сказала она, когда туча была уже почти над нами. – Помнишь?
Я помнила. Мне было пять, а ей шесть. То была моя первая буря в прерии. Мне тогда думалось, что кожу покалывает оттого, что молния метит именно в меня. Казалось, она наверняка угодит в меня, я загорюсь и погибну.
Страх парализовал, а маленькая Да Ся подпрыгивала на койке от восторга. «Какая громадная!»
Потом посмотрела на меня: «Боишься?»
А я сказала: «Нет».
Всю жизнь я боюсь. И всю жизнь говорила людям, что нет. Я почти – почти – верила, что это и впрямь так.
Над головой буйствовали тучи, по брюху у них ползали молнии. В воздухе сгущалось странное зеленое чувство, словно все вокруг накапливает заряд и вот-вот начнет парить в магнитном поле.
То, что я всегда говорила, – неправда. Неправда, что я не боялась.
Я потянулась к Зи, и она взяла мою руку.
На каменном полу было жестко, даже с матрасом. Больше всего плечам. И каждой выступающей точке на позвоночнике. Сверкнула и треснула молния, осветив комнату, как…
– Зи, – сказала я. – Как ты думаешь, меня убьют?
Пальцы Да Ся погладили мне запястье в том месте, где бился пульс. В мире не сыщется и пяти человек, которые бы ответили мне честно, но Зи была из них. Она сказала:
– Не сразу.
Облака взорвались. На стекло обрушился град. Он производил невероятный шум, и мы с Зи сжались и придвинулись ближе, прячась друг у друга в руках от этого пугающего мгновения. Потом обе пришли в себя, хотя шум продолжался, достаточно громкий, чтобы никто не узнал, плачу я или нет.
Наконец дождь закончился. После всего, что было, – только порывы ветра и брызги. Я медленно погрузилась в сон.
Когда я проснулась, было уже довольно поздно, за полдень. Кто-то выключил все колокола, отбивающие расписание. И от их молчания я словно плыла во времени. Небо было угрюмое и словно покрытое синяками, как человек, которого только что избили.
Возвышаясь над беспорядочно смятыми матрасами и одеялами, Зи сидела у себя на койке на голых веревках. Она кивнула мне, и я несколько секунд лежала и наблюдала, как ее длинные пальцы складывают журавликов из серебряных конфетных оберток, которые, должно быть, выбросили солдаты. В комнате слегка пахло шоколадом. Запах из Галифакса – от него меня начинало мутить.
Времени наверняка оставалось уже не много.
Я встала.
Тщательнее обычного умылась, заплела косы. Они получились слишком тугими и тянули на висках, как электроды.
Я как раз размышляла, переплести их или нет, как дверь открылась и за ней показались – нет, не солдаты, как мы ожидали, а кто-то другой. Гость был средних лет, среднего роста и весь какой-то бурый – обветренная кожа, непослушные волосы и почти желтые глаза. Весь желтоватый и худой, как лев, которого выгнали из прайда. Мужчина стоял в дверях один, с улыбкой на лице, и сжимал в руке планшет.
– О, принцесса Грета. Ваше королевское высочество. А это, должно быть, – он сверился с планшетом, – Дочь Небесного трона?
– Я Грета. Заложник по крови в этой обители и Дитя перемирия. Здесь мы не пользуемся титулами.
– Вот оно что. Что ж, обитель меняется, как вы уже, вероятно, заметили. Но разумеется, я готов уважать ваши предпочтения. Я Толливер Бёрр.
Он протянул мне руку. Я уже почти забыла, для чего люди так делают. Когда я не пожала ему кисть, он повернулся к Зи.
– А вы? Мне называть вас Да Ся?
Зи посмотрела на него сверху вниз:
– Знаете, мне кажется, «Дочь небес» прекрасно подойдет.
– Ваше божественное высочество, – кивнул он. – Конечно.
– Мистер Бёрр… – начала я.
– Пожалуйста, зовите меня Толливер.
– Мистер Бёрр, что вам от нас нужно?
– Э-э… Я рассчитывал, что вы пойдете со мной.
– Обе?
Зи продолжала говорить, глядя на него сверху вниз. Надо мне у нее этому научиться. Впечатляющий эффект, когда в тебе всего пять футов росту.
– Конкретно – кронпринцесса, ваше божественное высочество. Ее ждут в библиотеке. Но вас, разумеется, тоже будут рады там приветствовать.
Он протянул руку в направлении мизерикордии. Зи величественно проплыла мимо него и пошла первой.
– А для чего вам нужна кронпринцесса? – вопросила Зи. – Конкретно.
– Я… эксперт. Эксперт по коммуникациям.
– По коммуникациям… – с тревожным предчувствием повторила я.
У входа в мизери стояли два охранника. Бёрр кивнул им, и они шагнули в стороны. Дверь отъехала.