– Здесь при выборе ВУЗа ты руководствовался здравым смыслом, а не навязчивой идеей «лишь бы поступить». Но это не самое интересное…
– У меня столько вопросов! Где мои родители? Где Кира? Как здесь веселятся? И как так получилось?
– Тогда придется полетать. – Ренди подвел меня к черной «мазде», в которой я узнал свою Наоми.
– Ха, кое-что не меняется! – прокомментировал я.
– Да, здесь ты тоже дал ей это имя. Позволь, на этот раз поведу я.
Мы сели на переднее сиденье, Ренди повернул ключ зажигания, и моя красавица плавно оторвалась от земли.
– В качестве топлива здесь используется вещество под названием «кортифлезин». Оно получается из мусора и безвредно для окружающей среды, – сообщил Ренди.
– Я словно в далеком будущем! Потрясающе! – восхитился я.
– Нет, ты в настоящем, каким оно могло бы быть.
– Кто здесь главный? – поинтересовался я. – Мы в России?
– Да. Здесь тот же президент, что и в обычной реальности, но он немного другой. На карте мира ты увидишь все те же государства, и все они другие. Множество культур существуют в гармонии, не пытаясь побороть друг друга. Каждый, какое бы дело он ни выбрал, исполняет свои обязанности добросовестно.
Я любовался расположенными прямо в воздухе небольшими строениями и находящимися под ними величественными домами. На земле виднелось множество парков и скверов, Москва буквально утопала в зелени.
– Для воздушного транспорта дороги не нужны, – пояснил Ренди, заметив мой взгляд, – и жители смогли найти освободившемуся месту хорошее применение.
– Очень разумно, – согласился я. – Куда мы летим?
– В музей, – последовал неожиданный ответ. – Хочу показать тебе момент, когда история изменила свое направление.
Мы оставили машину на стилизованной под особняк многоэтажной парковке и пешком направились к музею через центр Москвы, где я узнал множество знакомых улиц. Исторический музей на первый взгляд вообще не изменился.
– Вторая мировая война, – начал свою экскурсию Ренди, когда мы вошли в здание музея, – стала трагедией и уроком, только в этой реальности урок пошел на пользу.
– Ты же говорил, что здесь нет войн, – напомнил я.
– Сейчас нет. Тебе знакома Сталинградская битва?
– Естественно, еще со школы.
– В этой реальности она также имела место. Самые ожесточенные бои велись на Мамаевом кургане; потери с обеих сторон были огромными, и еще большему числу людей предстояло погибнуть. Поняв это, один солдат-немец (история не сохранила его имени) отказался сражаться. За ним потянулись другие желающие вернуться домой, а не умирать напрасно. Русские солдаты были готовы защищать свою землю ценой жизни, но погибать во время преследования врага не пожелали. Сталинградская битва прекратилась не благодаря победе или поражению, а по воле самих участников. Постепенно солдаты обеих армий вернулись домой. Гитлер, утратив власть, покончил с собой, а Иосиф Виссарионович был скоро отстранен от своей должности. Дальнейшее развитие событий запечатлено на стенах этого музея. Постепенно появилось все то, что ты видел сегодня утром.
– Ренди, ты часто говоришь о том, что ответственность за общий выбор и общее развитие лежит на каждом в отдельности.
– Так и есть, а вот тебе пример реальности, где любой человек эту ответственность понимает. Здесь есть неравенство, но нет унижения, есть экономика, но нет кризисов, есть деньги, но нет бедности.
Из Исторического музея мы направились к Кире. Встретившись со своими родственниками, я не поверил своим ушам: Валера называл Любу своей любимой, а она его – ненаглядным. Грузная, унылая, вечно раздраженная женщина, какой я знал двоюродную невестку, мало походила на улыбающуюся, аккуратную и задорную Любу, которую мне довелось встретить в воображаемом мире. А Кира, моя бесчувственная племянница, вела себя здесь так, как во время наших каникул в Греции.
– В этой реальности принято ценить своих близких, а не использовать их в качестве помойных ведер, – пояснил Ренди. – Результат налицо.
«Так необычно, – задумался я, – сколько себя помню, Люба всегда называла кузена козлом, а он ее – кикиморой».
За день мне удалось увидеть множество чудес, а самым удивительным стало витавшее над городом ощущение тепла и радости.
Утром, проснувшись в обычной реальности, я первым делом спросил Ренди:
– Когда человечество сможет так жить?
– В любое время, дверь открыта. Было бы желание, – с сожалением в голосе произнес мой любимый.
– Тогда почему мы так не живем?
– Не знаю, – вздохнул Ренди.
София и Георгий Веревкин стояли у борта речного теплохода, бодро плывущего по Москве-реке.
– Последние теплые дни, – с легкой ностальгией сказал писатель, – настоящее бабье лето!
– И ветра нет. – София закрыла глаза, подставив лицо мягкому осеннему солнцу. – Есть в ранней осени, когда природа не хочет засыпать, что-то пронзительное… – Она достала из сумочки диктофон: – Мы можем продолжить?
– Разумеется.
– У вас в спальне висит картина «Плачущий демон». На ней изображен стоящий на балконе темноволосый человек, по щеке которого катится слеза. Когда я увидела картину в первый раз, у меня сердце защемило. Знаю, вам много раз предлагали продать ее или подарить музею, но вы отказались.
– Этот образ оставил возлюбленный мне на память. Он не имеет цены, – вздохнул Джерри.
– Кто ее написал? – спросила София.
– Я. – Писатель чувствовал комок в горле, но все же продолжил рассказывать.
* * *
Теплоход Ренди должен был отплыть во вторник. Он специально отложил свой отъезд на день, чтобы не усугублять в моем сознании негативный образ понедельника. Я старался держать себя в руках, но в последнюю ночь все равно расплакался.
– Ренди, жизнь моя, – рыдал я у него на плече. – Ты же тоже видел ту вероятную реальность, где мы женаты. Неужели ты этого не хочешь? Останься со мной! Клянусь никогда не задавать вопросов о твоей работе и ничего не требовать. Неужели ты не видишь, я живу и дышу тобой.
– Когда-то в другое время и в другой жизни я сам пожелал бессмертия. – Ренди осторожно гладил меня по спине. – Эпохи проносились на моих глазах, сменяя друг друга; я без сожаления провожал одних людей и тут же встречал других. Ты первый, кто заставил меня задуматься о том, не хочу ли я остановиться, но моя жизнь мне не принадлежит. Цена бессмертия – отсутствие постоянства.
Как ни странно, под его мягкий голос я начал постепенно засыпать и скоро погрузился в глубокий сон. Только один раз, ближе к утру, я проснулся. Ренди стоял на балконе, освещенный светом уличных фонарей. Я заметил, как на его лице блеснула прозрачная капля. В тот момент я чувствовал, как рвалось на части его сердце; Ренди переживал точно так же, как и я, а может даже сильнее.