Проснувшись утром 7 сентября, Ричард Львиное Сердце, вероятно, знал, что враг непременно использует пространство на открытой равнине для еще одного нападения. Возможно, он даже чувствовал, что схватка будет более масштабной, чем 3 сентября. Для крестоносцев та суббота началась, как и любой другой день на марше после Хайфы, с организованного построения. К этому времени в армии было около 15 тысяч человек, в том числе тысяча или 2 тысячи конных рыцарей. Один крестоносец записал, что «Ричард, достойный король Англии, который знал так много о войне и армии, сам определил, кто должен идти впереди, а кто — позади». Тамплиеры, как обычно, должны были возглавить армию, а госпитальеры — замкнуть колонну. У них были хорошие лучники и арбалетчики. В центре находилась смешанная группа из пуатевенцев, нормандцев и англичан. Генрих Шампанский командовал левым флангом, обращенным внутрь территории, а Ричард и Гуго Бургундский возглавили мобильный резерв, который мог быстро перемещаться, при необходимости прикрывая слабые места. Как всегда, строй был сомкнутым. Франкам было приказано покинуть берега реки Расколотой Скалы таким плотным строем, чтобы упавшее сверху яблоко непременно попало в человека или животное.
Однако, как пишет Амбруаз, было и нечто новое в подготовке того дня. По его утверждению, король готовил войска не просто к маршу, а к сражению. Амбруаз, последовавший за Ричардом на Восток в Крестовый поход и позднее написавший стихотворную историю экспедиции, назвал 7 сентября 1191 года днем намеренной конфронтации, днем славы. Его герой — Львиное Сердце — был изображен принявшим осознанное упреждающее решение бросить вызов Саладину. Понимая, что крестоносцы не смогут двигаться дальше без боя, король решил использовать самое мощное оружие христиан — атаку тяжелой кавалерии. Время было решающим фактором, но, учитывая наличие в Средние века лишь рудиментарных форм связи на поле боя, Ричарду пришлось полагаться только на звуковые сигналы для начала атаки. Амбруаз писал, что «шесть труб были помещены в трех разных местах в армии, в них должны были протрубить, когда христиане пойдут против турок».
Повествование Амбруаза о сражении при Арсуфе оказало чрезвычайно большое влияние, его часто переписывали средневековые авторы и цитировали современные историки. Эпический образ того субботнего утра на палестинском побережье, порожденный описанием Амбруаза, надолго завладел людскими умами и сердцами. Блистательная армия крестоносцев выступила, уже готовая к сражению. Словно стрела, когда тетива лука уже натянута, дрожит от нетерпения — когда же ее выпустят. Однако каким бы детальным, красочным и художественным ни было описание Амбруаза, оно противоречит другим источникам. Главным из них является написанное самим королем Ричардом письмо, по странности недооцененное историками. Это послание, фактически депеша с фронта, Гарнье де Рошфору, цистерцианскому аббату Клерво, было написано не как стихотворная история Амбруаза, спустя шесть лет, а ровно через три недели после Арсуфского сражения — 1 октября 1191 года. Его короткое, почти мимолетное описание событий 7 сентября предполагает, что главной заботой Ричарда в тот день были не решительные военные действия против Саладина, а обеспечение безопасного прибытия его в армии в Арсуф.
В эпоху Крестовых походов генеральные сражения были чрезвычайно редки. Всегда присутствовавший огромный риск и элемент случайности означал, что проницательные полководцы любой ценой избегали открытых конфликтов, если только не обладали подавляющим численным превосходством. Главной задачей Ричарда на этом этапе было добраться до Яффы, а оттуда стать угрозой для Аскалона и Иерусалима. Искать решающего сражения с Саладином, когда султан располагал такой же или даже большей по численности армией и имел возможность выбрать удобное для него поле боя, было бы нелепо и неразумно. Возможно, король действительно готовил людей к сражению при Арсуфе, если оно ему будет навязано — об этом в письме ничего не сказано, — но даже если так, существует важная, хотя и небольшая разница между подготовкой к конфликту и его инициацией.
Для Саладина же, наоборот, решительное столкновение было жизненно важно. Наблюдая за продвижением крестоносцев вперед, он понимал, что если не станет действовать решительно, то через несколько дней увидит, как Ричард Львиное Сердце и его люди войдут в Яффу. После капитуляции Акры стратегические и политические последствия вступления христиан в Яффу были бы ужасными. Позиции ислама в Палестине были бы существенно поколеблены, а его собственная репутация пламенного борца за веру вообще была бы уничтожена. Франков необходимо было остановить на пыльных равнинах Арсуфа. Как заявил Баха ад-Дин, «султан имел твердое намерение в тот день втянуть врага в бой». [301]
Когда крестоносцы вскоре после рассвета отошли от реки Расколотой Скалы, они оказались перед лицом угрожающего зрелища. Там, где лесистые холмы спускаются к левому краю равнины, Саладин построил свою армию. Мусульмане стояли рядами, как густая живая изгородь. Их было около 30 тысяч, многие на конях, так что франки оказались в меньшинстве — минимум один к двум. Около 9 часов утра первая волна — 2 тысячи человек — устремилась в атаку, и сражение началось. Саладин направил в поле практически всю свою армию, оставив при себе лишь элитный отряд из тысячи конников, чтобы возглавить прицельную атаку, если удастся нарушить боевой порядок латинян. Час за часом, подвергаясь постоянным нападениям, христиане шли под палящим солнцем вперед. Один крестоносец описал оглушительный шум сражения: какофония криков, завываний и стонов людей, звуки труб и барабанов противника, так что невозможно было бы услышать даже гром небесный. Первым делом мусульмане начали обстрел. «Никогда еще дождь или снег в разгар зимы не сыпали с неба так плотно, как стрелы из луков и арбалетов», — написал один крестоносец и добавил, что стрелы можно было собирать пучками, как колосья в поле. Также среди противников были войска, которых многие крестоносцы раньше не встречали, — пугающие черные африканцы. Латинский очевидец заявил, что «их называли „чернушками“, что было правдой — пришедшие из далеких диких земель, уродливые и чернее сажи… эти люди были быстрыми и ловкими».
Ужас безжалостного натиска в то утро был невыносимым.
«Франки думали, что их линии будут прорваны, не ожидали, что проживут следующий час или что выйдут из этой ситуации живыми; точно известно, что были трусы, готовые бросить луки и стрелы и искать убежища… Ни один защитник не был уверен в себе, что в сердце не хотел завершить свое паломничество». [302]
Главной заботой короля Ричарда все это время было поддержание дисциплины в войсках и продолжение движения армии к Арсуфу. Любая пауза и нарушение строя могло стать смертельным. Но искушению начать контратаку франки противостояли с большим трудом. Вдоль колонны пробежал посланец от госпитальеров, прося разрешения ответить противнику, но Ричард отказал. Пока порядок удавалось сохранить. То, что авторитет короля оставался непререкаемым под таким страшным давлением, было свидетельством его силы воли и харизмы полководца. Христиане теперь были «окружены, как отара овец в пасти волка, так что они не видели ничего, кроме неба над головами и злобных врагов со всех сторон». И все же движение вперед продолжалось.