В фильме «Здесь протекала река» прекрасно показано беззаботное детство героя, когда он был невинным мальчиком и ездил с отцом на рыбалку. Но это время безвозвратно уходит, и история заканчивается эпизодом, когда герой, уже пожилой человек, стоит один с удочкой на реке. «Теперь почти все, кого я любил и не понимал в годы моей юности, мертвы… Но я по-прежнему могу говорить с ними». Эти слова мог бы сказать и я; их мог бы сказать каждый из нас. Мы не можем обрести рая на земле, но стремление к этому по-прежнему живет в нас. Это решающий момент для жизни нашего сердца. Когда мы признаем, что нам никогда не найти и не удержать ту жизнь, к которой мы стремимся, что нам делать дальше? Как пишет Даллас Уиллард, весь мир хотел бы знать, что за жизнь ждет его впереди.
Я встречал много христиан, которые, несмотря на свою веру, глубоко разочарованы тем, как складывается их жизнь. Иногда это связано лишь с тем, как они переживают приближение собственной старости, которая для многих из них означает отсутствие будущего. Но часто это связано с тем, что из-за жизненных обстоятельств, или неправильных решений, или действий других людей им не удается осуществить при жизни то, что они собирались… Большая часть душевных страданий этих милых людей связана с невозможностью признать, что настоящая жизнь лежит впереди… вечная жизнь, ждущая нас в Царстве Божьем.
The Divine Conspiracy
Паскаль тоже отметил:
Мы вообще не живем, но лишь собираемся жить и постоянно надеемся на счастье, но никогда не добиваемся его, и это неизбежно, если мы будем искать счастье лишь в радостях этой жизни.
Желание не может жить без надежды. И все же мы можем надеяться лишь на то, что мы желаем. Поэтому должно быть что-то большее, что-то, что ждет нас впереди на том пути, по которому мы идем, что сделает возможной жизнь, которой мы заслуживаем. Чтобы поддержать жизнь нашего сердца, жизнь сокровенного желания, мы отчаянно нуждаемся в ясной картине той жизни, что ждет нас впереди.
Мы будем скитаться мыслью
И в конце скитаний придем
Туда, откуда мы вышли,
И увидим свой край впервые.
Томас Стернз Элиот
(Перевод А. Сергеева)
Се, творю все новое.
Иисус из Назарета (Откр. 21:5)
Вот, зима уже прошла;
Дождь миновал, перестал;
Цветы показались на земле;
Время пения настало…
Книга Песни Песней Соломона (2:11–12)
Четыре месяца спустя после смерти Брента я гулял по полям и перелескам за нашим домом. Мое сердце отчетливо ощущало потерю — не только потерю Брента, но каким-то образом потерю всего, что было для меня значимо. Я знал, что одного за другим я потеряю всех, кого любил, как и жизнь, к которой я по-прежнему стремился. На востоке всходила полная луна — яркая, прекрасная, огромная, какой она кажется всегда, когда появляется из-за горизонта. К западу облака в прозрачно-голубом небе окрашивались персиковым и розовым цветами. Заставить себя стремиться к вечности было все равно что заставить себя отказаться от всего, что я любил, — навсегда. Все равно что признать учение восточных религий, отрицающее жизнь и все созданное Богом. Нам суждено слишком быстро все это потерять, прежде чем мы успеваем начать жить и любить. Но что если… Что если природа что-то говорит нам? Что если рассвет и закат каждый день рассказывают нам одну и ту же историю, напоминая о блаженстве Эдема, предсказывая его возвращение? Что если все, что меня окружает, будет возрождено?
Тайна весны
Зима упорно не желает сдаваться. Здесь, в районе Скалистых гор, весна всегда бывает поздней и затяжной. Вот и на прошлой неделе — второй неделе мая — у нас снова шел снег. У наших мальчиков совсем скоро должны были начаться летние каникулы, а на улице шел снег. Я пришел к выводу, что весна в этих краях — это настоящее сражение между зимой и летом, как будто зима никак не хочет ослабить свою хватку до тех пор, пока у нее совсем не останется сил. Ждать этого момента приходится долго. А в сентябре цветов уже практически не остается. В первых числах октября тополя начинают желтеть и через пару недель сбрасывают листья. Затем наступает серый ноябрь. В принципе я ничего не имею против. Ведь на смену осени приходит зима со своими забавами, а кроме того, можно жить предвкушением Дня благодарения и дней накануне Рождества.
Но после Нового года изменений в природе практически не происходит. Весь февраль и март земля остается безжизненной. Мир замирает в серо-коричневых тонах и становится похожим на старую фотографию. Новизна, которую несет с собой зима, уходит, и к апрелю мы жаждем хоть каких-то признаков жизни — каких-то красок, какой-то надежды. Но наши ожидания не оправдываются. Этот месяц здесь можно назвать самым снежным. В то время как в Атланте вовсю цветут азалии, а в Портленде кизил одевается в бело-розовый наряд, мы утопаем в снегу. Ждать приходится слишком долго.
Но затем, как, например, этим вечером, я сворачиваю на дорогу, ведущую к нашему дому, и внезапно замечаю, что в природе снова появились зеленые краски. Пейзаж вокруг меня полностью изменился. Вместо камней, голых веток и безжизненной, выцветшей травы передо мной лежит роскошный зеленый ковер в восточном стиле. Я стою пораженный, оглушенный. Как это произошло? Все еще не веря своим глазам, я выхожу из машины и начинаю бродить между деревьями, прикасаясь к каждому листочку. Еще вчера молодые дубки напоминали скрюченные, узловатые руки старой колдуньи. Теперь же они подобны прекрасной, нежной, гибкой девушке. Кроме того, вернулись птицы и снова будут будить нас по утрам веселыми песнями. На все голоса будут нестись трели, чириканье, щебет и свист — все эти звуки составят мелодию чистой радости. Изменения в природе произошли внезапно. Не успел я и глазом моргнуть.
Мое удивление говорит о многом. Одно дело мечтать о весне — это так естественно, но быть пораженным ее возвращением — это нечто совсем другое. Я настолько искренне и неподдельно удивлен, как будто готов спросить: «Неужели это ты, весна? И что это ты здесь делаешь?» А затем я понимаю, что не ожидал снова увидеть возвращение весны. Мне кажется, что где-то в глубине души я смирился с фактом, что кроме зимы ничего нет и не будет. В первый год после утраты Брента я неосознанно пришел к смирению. Пустота и неподвижность внешнего мира казались мне единственной подходящей декорацией для мира внутреннего. Возвращение весны меня шокировало. И я задал себе вопрос: «А не может ли нечто похожее произойти с моей душой?»
Растает печаль, словно в мае снег,
И в мире будто бы холода нет.
Сердце иссохшее, сердце мое,
Радостью снова и жизнью полно.
Прошло столько лет, но я снова цвету,
И после смертей я живу и пишу.
Я снова вдыхаю росы аромат,
И запах дождя снова чувствовать рад.
Слагаю стихи — мой единственный свет.