Своим Постановлением СНК утвердил также Положение об Уполномоченном СНК СССР и его представителях за границей. Штат Управления был определён в 200 человек, их них 170 военнослужащих. Штат заграничных групп составлял вначале 210 человек, но со временем вырос до 523 человек (7 генералов, 508 офицеров, 5 сержантов и 3 вольнонаёмных). Кроме того, в соответствующих группах оккупационных войск действовали ещё 323 офицера по репатриации, в том числе 2 генерала, 262 офицера, 32 сержанта и 27 вольнонаёмных {100}.
Управление должно было оперативно отчитываться перед Госпланом СССР о ходе репатриации. Правительственное распоряжение от 15 ноября 1944 г. обязывало Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации 2 раза в месяц (по состоянию на 1-е и 15-е число) представлять Н.А. Вознесенскому сведения о количестве граждан СССР, возвращающихся на Родину {101}. Точно такие же данные Ф.И. Голиков представлял в НКВД. Кроме того, трижды в месяц сводка о результатах репатриации советских и иностранных граждан представлялась в ЦК ВКП(б) и в Правительство СССР [32] .
Основной задачей, стоявшей перед Уполномоченным СНК СССР по делам репатриации, было налаживание деятельности центрального аппарата, организация всей лагерной, транспортной и прочей инфраструктуры, формирование сети органов репатриации в действующих войсках, тыловых округах, республиках и областях Союза и за границей.
Необходимо было в кратчайшие сроки вернуть изрядно обескровленному и обезлюдевшему за годы войны Советскому государству миллионы рабочих рук, находившихся за границей. Не случайно в первый же день официального начала работы Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации — 23 октября 1944 г. в военные советы фронтов было разослано директивное письмо Ф.И. Голикова за № 027 о проведении мероприятий по репатриации советских граждан {102}. Тогда же была утверждена Инструкция представителям Уполномоченного при военных советах фронтов.
Однако едва ли не самой важной на первом этапе репатриации стала подготовка и публикация правительственного обращения к советским гражданам и военнопленным. Как мы уже отмечали, обращение было преподнесено народу в форме интервью Уполномоченного по делам репатриации корреспонденту ТАСС 11 ноября 1944 г. Это интервью, по существу, излагало политику Советского правительства по вопросам репатриации советских граждан. В нём слухи об ожидавших репатриантов репрессиях были названы «чудовищной ложью» и «нелепостями, которые даже как-то неудобно и излишне опровергать» {103}.
Из выступления Уполномоченного по делам репатриации выходило, что все советские граждане, неважно, были ли они насильно угнаны в Германию или же выехали туда добровольно, — это жертвы и невольники фашизма. И в случае, если за ними не числилось никаких «иных» прегрешений перед Советским государством, уголовной ответственности они не подлежали (это же касалось и военнопленных, которые, впрочем, несли ответственность не за работы на врага, а за сдачу в плен).
11 ноября 1944 г. интервью было опубликовано в центральных газетах, а затем издано специальными листовками и передано по радио. В середине ноября его распространили среди советских граждан в лагерях, освобождённых войсками Красной Армии и союзников [33] . В октябре — ноябре 1944 г. была начата работа над серией брошюр для советских граждан, находившихся в плену или угнанных в Германию [34] . Две первые брошюры — Н. Брычева «Домой на Родину!» и Фомиченко «Правда о победах Красной Армии» были выпущены 50-тысячным тиражом уже в декабре 1944 г.
В итоге начала выстраиваться мощная инфраструктурная сеть — от репатриационных миссий, занимавшихся поиском по всему свету лиц, подлежащих репатриации, до районных представителей или служб, отвечавших за приём советских граждан на местах [35] . Интервью Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации граждан СССР ответило на многие вопросы, волновавшие советских людей, находившихся за границей, и ударило по организациям и лицам, враждебно настроенным к Советскому Союзу, проводившим кампанию невозвращения наших граждан на Родину, политику запугивания якобы ожидающими их репрессиями при возвращении в СССР.
Важно отметить, что все указанные приготовления не проводились бы с таким размахом, если бы союзники в лице Англии и США отказались удовлетворить требования советской стороны о насильственной депортации миллионов бывших военнослужащих Красной Армии, воевавших с оружием в руках на стороне фашистской Германии, а также прочих пособников врага, оказавшихся в конце войны в руках союзников. Однако англо-американское военно-политическое руководство прекрасно понимало, что около 40 тыс. англичан и 75 тыс. американцев, находившихся в плену у немцев к концу 1944 г., могут оказаться в тылу советских войск и их освобождение и возвращение на родину целиком и полностью будет зависеть от Советского правительства. Поэтому союзникам ничего не оставалось, кроме как принять условия СССР о насильственной репатриации всех пленных независимо от их индивидуального желания.
Вопрос об обмене освобождёнными военнослужащими должен был обсуждаться в ноябре 1944 г. в особом подкомитете Европейской консультативной комиссии. Но освобождение тогда не состоялось из-за отсутствия у американской делегации необходимых полномочий для принятия каких бы то ни было решений. Уже тогда СССР настаивал связать вопрос об обмене военнопленными с обязательной выдачей коллаборантов, против чего США поначалу возражали, но затем согласились с условием не ставить на одну доску с советскими гражданами граждан Прибалтийских стран и Польши, чья депортация в СССР ими отвергалась.
Окончательно насильственную репатриацию определили переговоры и соглашения, прошедшие и подписанные 10 и 11 февраля 1945 г. в Ялте на Крымской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании — Сталина, Рузвельта и Черчилля. Именно здесь были заключены соглашения относительно возвращения на Родину освобождённых советских граждан войсками США и Великобритании, а также возвращения военнопленных и гражданских лиц США и Великобритании, освобождённых Красной Армией. Именно здесь Великобритания и США дали согласие на всеобщую и безусловную репатриацию независимо от индивидуального желания пленных {104}.