Таким образом, общее количество бывших солдат, унтер-офицеров и частично младших офицеров неприятельских армий, возвратившихся в свои страны, превышало ранее запланированное более чем на 10 000 человек. Но ошибочно полагать, что отправка из Советского Союза сверхпланового количества военнопленных диктовалась в те дни будто бы иными соображениями, нежели стремлением лагерной администрации избавиться от нетрудоспособной рабочей силы.
Сталинское руководство заботили не столько смертность и заболеваемость лагерного контингента, сколько угроза срыва производственных планов и заданий. 23 декабря 1946 г. Совет Министров принял Постановление № 2728–1124сс «О вывозе из Германии немцев, содержащихся в тюрьмах и лагерях». В соответствии с этим постановлением на основании приказа министра внутренних дел №001196 от 26 декабря 1946 г. предписывалось «отобрать из числа содержащихся в специальных лагерях и тюрьмах МВД в Германии физически здоровых немцев-мужчин в количестве 27 500 человек, пригодных для трудового использования на предприятиях Министерства угольной промышленности восточных районов и Министерства строительства топливных предприятий» [244] .
В свою очередь начальнику ГУПВИ генерал-лейтенанту М.С. Кривенко предлагалось отобрать из лагерей МВД, спецгоспиталей и батальонов интернированных (взамен ввозимых в СССР трудоспособных немцев) такое же количество нетрудоспособных и больных военнопленных и интернированных немцев, в том числе, независимо от физического состояния, женщин старше 35-летнего возраста и женщин, имевших детей и беременных, а также лиц, которые по компрометирующим материалам подлежали изоляции {560}, для содержания их в тюрьмах и спецлагерях МВД и в Германии [245] . Предлагалось к завозу и вывозу приступить с 15 января 1947 г. и закончить равномерно до 1 марта 1947 г. Обслуживание интернированных в пути из Германии в тыловые лагеря МВД возлагалось на команды, сопровождавшие военнопленных и интернированных, вывозимых в Германию.
Между тем военнопленные в Советском Союзе продолжали связывать свои надежды на возвращение домой с событиями на международной арене. Новый повод для переживаний принесла очередная сессия СМИД, начавшая свою работу в Москве 10 марта 1947 г. Она могла стать поворотным пунктом в судьбах сотен тысяч военнопленных. 12 марта вопрос о немецких военнопленных был поднят при обсуждении доклада «О демилитаризации Германии». Поводом для этого послужило сообщение американской прессы о том, что на территории СССР находится до 3 млн. немецких пленных {561}.
В.М. Молотов подверг критике «Заключение» американских и британских экспертов о количестве немецких военнопленных в СССР. 14 марта В.М. Молотов, министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин, госсекретарь США Джордж Маршалл и министр иностранных дел Франции Жорж Бидо ознакомили друг друга с цифрами, характеризовавшими количество репатриированных и пока ещё остававшихся в плену солдат и офицеров вермахта. 15 марта эти сведения были опубликованы в печати. В сообщении ТАСС, в частности, говорилось, что на территории Советского Союза остаются в настоящее время 890 532 военнопленных немца; освобождено и возвращено на родину 1 003 974 немецких военнопленных [246] . США держат под своим контролем 30 976, Франция — 631 483, Великобритания — 435 295 немецких военнопленных {562}.
Учитывая обострённый интерес СССР к судьбе перемещённых лиц, Э. Бевин 4 апреля 1947 г. обратился к В.М. Молотову с личным посланием, в котором не только поставил вопрос о сроках репатриации немецких военнопленных, но и предложил рассмотреть проблему перемещённых лиц и военнопленных одновременно. Естественно, возражений не последовало {563}. 23 апреля было принято предложение советской делегации, суть которого сводилась к следующему: «Немецкие военнопленные, находящиеся на территории союзных держав и на всех других территориях, будут возвращены в Германию до 31 декабря 1948 г. Репатриация военнопленных будет произведена в соответствии с планом, который будет разработан Контрольным Советом в Германии не позднее 1 июля 1947 г.» {564}
Казалось бы, на московской сессии СМИД было достигнуто соглашение о конкретных сроках окончания репатриации подданных германского государства. Однако решение сессии СМИД, вдохнувшее оптимизм в сердца обитателей лагерных бараков, в политической сфере воплощалось в жизнь с превеликими трудностями. Даже после 1 июля ни Советский Союз, ни Франция так и не внесли в Контрольный Совет своих предложений по плану репатриации немцев. Более того, французский командующий заявил, что он не готов назвать ни сроков, ни ориентировочного количества кандидатов на возвращение в Германию, поскольку не решен вопрос о замене военнопленных другой рабочей силой {565}.
Через несколько месяцев после сессии СМИД в Москве былого оптимизма в вопросе возвращения немцев на родину не было и у Великобритании. Причём премьер-министр Великобритании К.Р. Эттли 8 сентября 1947 г. не только заявил, что его правительство не может взять на себя каких-либо обязательств по скорейшему освобождению немцев, но и дал понять, что, по его мнению, попытка прийти к соглашению о завершении репатриации до конца 1948 г. «не будет иметь практической ценности» {566}.
Разногласия в стане бывших союзников, конечно же, вполне устраивали советское руководство. Но оно понимало, что рано или поздно вопрос о репатриации немецких военнопленных всё равно нужно решать. К июню 1947 г. в результате тщательного анализа положения дел с военнопленными МВД СССР дало подробную информацию о местах и количестве проживания германских подданных на момент их пленения. В ней указывалось, что в Советском Союзе находилось 975 633 немецких военнопленных, но 95 932 немца являлись подданными других государств. Из этого следовало, что в Германию могло быть возвращено не 890 532 немца, как это вытекало из заявления ТАСС от 15 марта 1947 г., а 879 706 человек {567}. Репатриацию этих военнопленных Советский Союз предусматривал осуществить в соответствии со специально разработанным планом. До 1 октября 1947 г. планировались освобождение и отправка на родину 100 тысяч нетрудоспособных военнопленных и 13 тысяч интернированных немцев {568}.