— Были, Ева, но это здесь совершенно ни при чём, просто поверь мне.
— Хорошо… — Но, чуть подумав, она снова спросила: — Ну и что ты в результате из всего этого понял, не будучи в курсе их беседы?
— Что понял? Да ты и сама, наверно, уже догнала, — пожал плечами Лев Арсеньевич, имевший обыкновение сразу успокаиваться после того, как достигал любой ясности во всяком деле.
Тут же адреналин резко падал, и его трудолюбивый мозг начинал действовать уже иначе, последовательно и системно, сопоставляя данные, отрабатывая ломкие версии, делая попутные выводы и вынося личные, всегда успокаивающие совесть вердикты.
— Смотри… — Он пересел к столу и взял её ладони в свои, замыкая невидимую цепь.
— Только не заземли меня, — в ответ на его трогательный жест отреагировала она, — с тобой любого дара лишиться — как делать нечего.
Однако рук он своих не разорвал, предпочёл сделать вид, что шутка не коснулась его напрямую, а произнесена была просто так, вообще. И продолжил:
— Смотри… Не знаю от кого, но Темницкий узнаёт о Себастьяне, о том, что с его помощью нетрудно разжиться чем угодно из культурного залежа славного города Брюгге. Дальше он выстраивает логическую цепочку, которой не откажешь ни в разумности, ни даже в некотором остроумии. Вероятней всего, он делает ставку на то, что вторая, незасвеченная часть собрания Венигса никому, по существу, не известна. И тогда он начинает размышлять: почему, собственно говоря, не взять да и не подменить кусочек этой части на другой, на неё похожий? Судьи-то, как говорится, кто — мёртвые владельцы из прошлого? Эксперты, которые если когда-нибудь и столкнутся с подлогом, то лишь постфактум. К тому же будет поздно, собрание уплывёт в обмен на русский авангард, и поди докажи потом: таким оно обратно к немцам отбыло или уже таковым прибыло из Саксонии в сорок пятом?
— А как же качество рисунков? — не веря тому, что слышит, пробормотала Ева. — Плюс к тому возраст бумаги, химсостав, всё такое… С этим как?
— Вот! — ужасно довольный собой, воскликнул Алабин и широко улыбнулся. — В самую точку! Смотри… Хитромудрый мозгокрут Женечка всё это, разумеется, сварил в своей изуверски устроенной голове, первую порцию бесовского супчика своего, и стал думать дальше: чего на подмену давать? И понял — рисунки из Брюгге, для чего нужно использовать связи нашего невысоконравственного Себастьяна, имеющего доступ к любому тамошнему запасу безымянных и тоже старых авторов. Тех и числом навалом, и ценой недороги. Лишь бы, как говорится, нашли своего добросовестного и не очень приобретателя.
Он разомкнул кисти рук, выпустив Евины ладони на волю. Затем поднялся и, сделав несколько шагов, с ходу бухнулся на любимый ар-нуво. Тот жалобно скрипнул и просел под хозяйским весом.
— Дальше смотри… — Приняв удобное положение, Алабин продолжил: — Повторителей любых, как и самостоятельных художников от разных школ, учеников, копиистов, рисовальщиков, там всегда было пруд пруди. Более того, скажу тебе, что повторяли они — кто для выработки мастерства, а кто так, для подгонки себя под великого, — всё и вся, включая не только сами работы, а и заготовки под них, наброски, эскизы и так далее. И осуществляли такое в самых разных вариантах, ища способ если не сделаться одним из прославленных, то хотя бы как-то заработать на их славе. Люди ведь не изменились, Ев, если так уж взять, об этом вся наша с тобой, и не только наша, история просто криком кричит. И всегда, во все времена были те, кто созидает и кто примазывается, используя труд созидающего.
— Ты хочешь сказа-а-ать… — в недоумении протянула Ева Александровна.
— Именно это и хочу, и ты права, как всегда, ведьмушка наша ненаглядная… Хочу сказать, что, возможно, Темницкий, сообразив, что к чему, стал бить прицельно. Для начала сошелся с Коробьянкиной, что сделать было совершенно нетрудно, учитывая, что та — двойная мать-одиночка и категорически не красавица. Затем она с его же подлой подачи выносит Шагала: думаю, для пробы пера. А уж потом он вынудил её подменить и рисунки, поскольку, как он предполагал, уже имелось чем. В той самой кинохронике, которую ты сейчас просмотрела, они там именно этим и занимались, он и этот чёртов Себастьян: подгоняли из рисованного наличия то, что сгодилось бы под рисунки от Венигса, попав в собрание наилучшим образом с учётом манеры, давности работы, сюжета, рисовальной школы и всего прочего. И набрали, как мы теперь знаем, двенадцать штук. И никто на всём белом свете не скажет, что это новодел. Как не сумеет доказать, что фуфло. Потому что это ни то и ни другое, а всего лишь настоящие старые рисунки, которые могли бы быть, но по какой-то причине не стали известными. И потому легли в архив истории, ничего, по сути, не стоя. — Он вздохнул и выдал предположительный вердикт: — Полагаю, Женя дал ему за всё про всё, оптом, так сказать, тысяч так десять евро, не больше. И то с учётом взаимного молчания до конца дней любого из обоих. Хотя, с другой стороны, я всё же не окончательно уверен, что Себастьян полностью в курсе его затеи, если брать в глобальном смысле. Иначе Романычу встало бы на порядок круче. Скорей всего, Женя просто втёр ему, что мечтает иметь коллекцию у себя над камином в духе таких-то мастеров. И вывалил снимки. Но Себастьян же вполне мог просто подсобить ему оформить интерьер, привычно отрабатывая оплаченное пожелание клиента. На самом деле для нас не важно, Евушка, какова тут роль Себастьяна. В любом случае он тут глубоко вторичен.
— А потом? — Она подняла на него глаза, уже и так хорошо зная ответ на этот необязательный вопрос.
— Ну а потом сама знаешь, — пояснил Алабин то, что она и предполагала. — Рисунки эти подписывает мой несчастный реставратор, названиями абсолютно придуманными, но близкими по стилистике к тем, что в собрании. Он же копирует Шагала, которого ты в своё время засекла как фуфлового. А ближе к последним годам заболевает вдруг Ираида Коробьянкина, узнав сначала о своей ужасной болезни из записки неизвестного доброжелателя, а уж потом сверившись с врачебным диагнозом.
— Это я ей записку тогда под дверь сунула, — призналась Ева, — она меня на работу принимала по своей тогдашней должности, мне её так жалко стало, просто невозможно. Но тогда же я и не увидела почему-то, что убийство раньше саркомы случится. Наверно, это из-за того, что Темницкий в то время ещё не возник в её жизни, совсем.
— И на старуху бывает… — хмыкнул Алабин, — не всегда же удаётся остаться девственно безупречной, когда-то же следует и оплошать, правда? Это хорошо, что ты меня о недогляде своём известила, а то я всё дёргаюсь чего-то, дёргаюсь… жду, понимаешь, с твоей материнской стороны любой поганки в свой несовершенный адрес.
— И после того как твой художник выполняет заказ, Темницкий, получается, нанимает отморозка Гудилина, и тот сжигает мастерскую вместе со свидетелем — реставратором? — подхватила слова Лёвы Ивáнова, продолжая пребывать в задумчивости.
— Правильно… — согласился Лев Арсеньевич, — именно так и не иначе. А ещё по прошествии времени Ираида умоляет Темницкого отыграть всё назад, считая свою болезнь не случайной, потому что теперь уже она рассматривает её исключительно как следствие совершённой ею подлости. Он же, убедившись, что ни уговорить её, ни сломать ему уже не удастся, видит в ней реальную для себя опасность. И потому обещает ей исправить то, что они сообща натворили.