– Почему здесь, Перион?
– По моему ощущению, так безопаснее.
– Чем в собственном твоем кабинете?
– По ощущению, вестимо.
Ффинн пожал плечами.
– Место будит нежеланную память.
Из туннелей за старой Тронной Залой донеслось словно бы тиканье семейства обезумевших часов, и в дверях появились лакеи с лордом Ингльборо на шестах, державших кресло. Над ним колыхалось белое перекошенное лицо Ингльборо, стянутое болью. Клочок, в голубом и серебряном, бежал подле паланкина.
Лорд Монфалькон повел рукой, указуя на плиты; паланкин был опущен, лакеи отосланы жестом. Трое мужчин сидели в луче мутного солнца: Монфалькон в складчатых одеждах на нижней тронной ступени, Том Ффинн, вытянув ногу, на каменном брусе, Ингльборо на кресле. Клочок, тактичный мальчик, мерил шагами сводчатый периметр.
– Итак, сей Рыцарь-Пастух, сын Татирия, уже делит с Королевой постель! – Том Ффинн был в восхищении. – Не может же сие взволновать тебя так сильно, а, Перион? Он не первый простолюдин…
– Он может, однако, оказаться первым убивцем. – Монфалькон вздрогнул, укрощая свое тяжко дышащее тело.
– Ты его подозреваешь? – Ингльборо говорил шепотом. – В чем?
– Я его знаю. Я знаю, что он такое. Я знаю Квайра.
– Пока он угождает Королеве, – продолжал Том Ффинн, хотя и был поражен страстностью Монфальконовых слов, – разве важно, что он из низов? – Он прервался, вдруг уделив пристальное внимание другу. – А?
– Он ей угождает. О, вестимо. Се его ремесло. Обман и лесть. – Монфалькон слышал кое-что из нашептанного Квайром Королеве той первой ночью, слышал ее ответы и был беспомощен, ибо капитан ее очаровывал, утешал, играл отца, брата, мужа, всех вместе; играл на ее усталости, ее чувстве потери, ее жалости к себе, заставляя ее полюбить его. Квайр был столь добр. Его ласки (Монфалькон слышал, как она сие сказала) были как крылья мотылька. И вместо того, чтобы вести ее к надлому, Квайр утешал ее до примирения, как не поступал до того ни один любовник, и даровал ей безмятежность и ограждающую длань. Монфалькон той ночью сошел с ума. Ныне одна из его жен возлежала на собственном одре, близка к смерти, и все из-за обуявшей его ярости.
В молчании, порожденном его словами, Монфалькон прибавил:
– Я убежден, что он – убивец леди Мэри. И, вероятно, сира Томаса Жакотта.
– Но он не бывал во дворце ранее.
– Он жил в стенах, конструируя требуемую сцену, прежде чем решился на выход. Он – великий актер.
– Стены суть смерть. В них чудовища. Я слышал! – Том Ффинн глядел на сплошной гранит, лицевавший Залу изнутри. – Недочеловечьи паразиты, коих нельзя вывести, ибо они прячутся в затерянных склепах глубоко под поверхностью.
– Все экспедиции закончились неудачей. – Лорд Ингльборо говорил очень медленно, его голос был едва громче бормотанья, даже усилен стрельчатыми сводами. – Однако нам они никогда всерьез не угрожали, не более чем угрожают крысы. Достанет щепоти яда.
– Что ж, – молвил Монфалькон, – там-то, я верю, он и скрывается. Он знает стены, как мало кто по сю сторону. Он может войти туда в любой момент.
– Ты изобретаешь гипотезу, Перион? – пожелал узнать Том Ффинн.
– Нисколько. Квайр был моим агентом. Он восстал против меня.
– Ты объявил его вне закона?
– Он сам себя объявил вне закона. Клянусь, он лелеет амбиции занять трон. Помешался на власти. Однажды я полагал его на сие способным.
– Так ему быть нашим королем, да? Иные простолюдины возвышались ровно так – в Альбионе.
– Род остается чистым последние полторы тысячи лет, – прошептал лорд Ингльборо. – Прямые потомки Оберона и Титании из легенды. А те, в свой черед, произошли от мифического Брутия, ниспровергшего Гогмагога. Она кровь от крови наследует Эльфиклею.
– Как и мы все сегодня – нет? – Том Ффинн улыбался.
– Не кровь я ищу защитить, – поведал им Монфалькон нетерпеливо, – но плоть, душу, самоё жизнь Глорианы. Будь Квайр жалким лиходеем из таверны и сумей он уберечь Альбион, женившись на Королеве, я б сделал его дворянином, доказал его знатность, если необходимо, либо изменил Закон. Но не в породе Квайра вопрос. Я страшусь намерений Королевы. Капитан умертвил сарацина. Он похитил полонийского короля. О, и он натворил много, много чего еще. Он зачал события, что привели нас к нынешнему повороту.
– И ты не сообщил Королеве? – Ингльборо нахмурился. – Почему? – Он повернул болящую голову, дабы узреть пажа, в отдалении маршировавшего по плитам. Клочкова поступь была будто медленно капающая вода.
– Квайр знает, почему. Се его игра.
– Потому что разоблачить его – значит разоблачить твои собственные секреты, не так ли? – Том Ффинн поджал губы.
Монфалькон признал сие.
Лорд Ингльборо вздохнул. Будто рев удаленной бури разнесся меж контрфорсов крыши.
– Нам так скоро грозит тимократия? Впадем ли мы, минуя все стадии за одно правление, далее в олигархию, потом в демократию и наконец вернемся к тирании? Ты должен, в самом деле, открыть свои тайны.
– И причинить более вреда? – Монфалькон был пренебрежителен к аргументу в целом. – Нет, Лисуарте, с нею должно говорить тебе. Скажи ей, ты слышал, что сей Квайр – вор, убивец, соглядатай. Скажи ей, если хочешь, что он, по вероятности, умертвил всех ее друзей – включая графиню Скайскую.
– Я бы солгал. – Ингльборо покачнулся в кресле. – О чем ты говоришь?
– Ты бы не солгал! – Монфалькон вскочил на ноги, закарабкался на трон безумца, развевая одеяния. – Ты бы повторил услышанное.
– Но ты ведь ее убил. Разве ты не сказал мне? Ты?
– Я не убивал.
– Я запутался. – Лисуарте Ингльборо увлажнил рот слюной. – Ты хочешь, чтобы я оговорил человека, о коем ничего не знал каких-то два дня назад? Се бестолковая уловка, Перион. Я сказал, я не сделаюсь частью твоих схем!
– Се переломный момент. – Пыль танцевала вокруг Монфалькона, когда тот на вершине пьедестала оборотился и плюхнулся в асимметричное кресло. – Тебе она поверит. Я не пользуюсь ее доверием – пока что. Квайр помог ей прийти к сему заключению. Она станет думать, что я всего лишь ревную.
– Так выложи пред ней факты, – сказал Финн трезвомысленно.
– Факты ее погубят. – Он поугрюмел.
– Ты говоришь, Квайр уже ее губит – и грозит довести до полного погубления. – Сир Томашин поскреб ухо. – Что, по-твоему, ты теряешь, Перион?
– Альбион. Сие благородство, что мы сотворили.
– Ты ее не уважаешь. – Лорд Ингльборо воззрился на друга сурово. – Думаешь, что знание ее сломает.
– Подобное сему знание понудило бы ее выискивать слабину во всем. Она посмеялась бы над добродетелью, утратила бы веру в искренность. И стала бы Герном перерожденным, дабы править с циничным деспотизмом. – Кулак Монфалькона врезался в локотник трона. – Ты бы все вернул? Достанет ли тебе храбрости рискнуть всем, милорд? Придется ли результат тебе по совести, милорд? Поздравишь ли ты себя, если станешь тем, кто высвободит дух Герна, дабы тот опять витал над миром?