– Она противится сему духу с твердостью любого из нас, – сказал Том Ффинн. – Тут я с Лисуарте. Тебе должно ее уважать. Дать ей знание.
– И смириться с недоверием? Вручить подозрение без доказательств? Как я докажу все, что говорю, не открыв всякую закулисную интрижку, содеянную именем ее? Молю, Лисуарте, поговори с нею. Ты знаешь, к тебе она прислушается.
Наваждаемый мукой взгляд потупился.
– Раз ты так считаешь, Перион. Однако – ты клянешься, что не имеешь ничего общего с убийствами во дворце?
– Клянусь.
– И ты обещаешь, что не замыслишь более убийства? Что с Квайром поступят по справедливости – например, сошлют?
Монфалькон знал, что число трупов не может возрастать. Еще один намек на убийство – и Двор возвернется к настроениям худшим, чем перед Летней Сшибкой.
– Клянусь и в сем тоже. Квайр не умрет ни от моей руки, ни по моему наущению. Но изгнать его необходимо.
– Тогда я поговорю с нею завтра. – Ингльборо приблизил перекрученную кисть к лицу. – Мне легче по утрам.
– Ты послужишь Альбиону – и Королеве, – пообещал Монфалькон.
– Надеюсь. – Он сморщился. – Клочок! Сходи за слугами, парень, чтоб унесли кресло.
Маленький паж исчез, возможно уже предвосхитив желания господина.
Трое ждали во взаимном молчании, ибо говорить было более не о чем. Казалось, каждый в те минуты затаил скепсис в отношении остальных и должен был поразмыслить наедине с собой.
В конечном итоге Том Ффинн не вытерпел и отправился искать пажа и лакеев самостоятельно. Он обнаружил слуг и приказал им заняться работой, но Клочка найти не удалось, и Ингльборо, полуобморочный в агонии, по возвращении в родные покои едва ли заметил отсутствие маленького катамита.
Лорд Ингльборо возлежал, вцепившись рукой в подлокотник кресла, покоясь головой на его спинке, аккурат перед отверстой дверью в свое жилище, что вела в скромный уютный дворик, тот же, в свой черед, вел на большую площадь за ним. Во дворике росли бархатцы и розы, и маленький фонтан бил из центра водоема. Вечер выдался теплым, и господин наблюдал насекомых, образующих узоры с водяными брызгами. Лакеи ожидали его, готовы подать бренди, а он время от времени осведомлялся о пропавшем Клочке, нежно размышляя о том, что парень, должно быть, заплутал, предавшись, как порой делал, играм с товарищами.
Ворота дворика скрипуче отворились, заставив Ингльборо сфокусировать взгляд в надежде увидеть Клочка. Но близившаяся персона оказалась немного выше (хотя назвать ее высокой было нельзя) и носила блеклое черное. То был капитан Квайр, новый фаворит Королевы, человек, коего Ингльборо обещал обвинить завтра. Лорд решил, что, возможно, Монфалькон, разъярившись, известил Квайра о сем намерении – и ныне капитан явился утихомиривать обвинителя или переговариваться с ним. Старик выпрямился в кресле.
Капитан уже снял головной убор, демонстрируя массу густых волос, обрамляющую лицо. Его сомбреро пребывало под накидкой, в спрятанной правой руке, в то время как спрятанная левая лежала на спрятанном навершии меча: Королева, в слепой страсти наименовав Квайра своим Воителем, дозволила тот к ношению.
– Мой Лорд Верховный Адмирал. – Глас гладок и даже добродушен по интонации. Квайр учтиво поклонился. – Вы наслаждаетесь такими вечерами, милорд?
– Тепло чуть расслабляет мои косточки, капитан Квайр. – Ингльборо, всегда сентиментальнейший из троих выживших, обнаружил, что неспособен держаться с незнакомцем сколь-нибудь надменно, особенно после изрядного употребления бренди, размягчившего и без того беззлобную натуру. – Они всё более застывают, знаете ли, день за днем. Каменеют, говорят мои лекари. – Он изогнул губы: улыбка. – Вскоре я весь стану скалой, и прекратится, по меньшей мере, агония. Водружусь вон там, – кивок во двор, – и избавлю каменщика от хлопот, сделавшись памятником себе же.
Квайр разрешил себе выказать веселье.
– Хотите вина, капитан? – Ингльборо мучительно пошевелился.
– Благодарю вас, сир, но откажусь.
– Вы не выглядите пьяницей. Может, вы из тех, кто полагает, будто все вино – отрава?
– Оно всего лишь растратчик времени, милорд. Помутитель. Народы обретали величие и терпели бедствие вследствие вина. Я признаю его власть. А власть необязательно зловредна.
– Я слышал, у вас есть вкус к власти.
– Вы слышали обо мне, милорд. Я польщен. От кого же?
– От лорда Монфалькона, а он – мой старый друг. Он говорит, что нанимал вас.
– Одно время он был моим покровителем, вестимо. – Квайр прислонился к косяку, оказавшись наполовину на свету и наполовину в тени, наискосок к Верховному Адмиралу.
– Из сказанного им у меня создалось впечатление, что вы – человек жесткий. – Лорд Ингльборо изучал Квайра. – И в общих чертах злодей.
– В иных кругах моя репутация такова, милорд. Как и у лорда Монфалькона. И у сира Томашина Ффинна. Все вынуждены были проявлять суровость, по временам, из целесообразности.
– И я?
Квайр казался почти удивленным.
– Вы, милорд? Вы вели образцовую жизнь, как на нее ни посмотри. Странно, однако вас в тайных пороках не винят.
– Ого, капитан. Вы пришли, в конечном счете, мне льстить!
– Нет, милорд. Кроме прочего, лордом Монфальконом и сиром Томашином, главным образом, восхищаются как хитрецами. Я не хвалил вас.
– Но я благочестивее, да?
– Ваши руки не в крови, как минимум. – Капитан говорил по-прежнему мягко и бесцельно, словно проведывал больного друга, коего регулярно навещал. – А ведь редкая душа могла остаться невинной в правление Короля Герна.
– Меня впервые называют невинным. Что ж, я известный содомист. Все мои лакеи – вон те юнцы – перебывали у меня в любовниках. – Ингльборо заерзал в кресле. Обернулся глянуть на ухмыляющихся слуг. Он был уязвлен. – Невинность! – И все же Квайру удалось ему угодить. – Хо-хо! – Он содрогнулся от пронизавшей тело боли. – Ипократ, Ипократ! Мне так нужна твоя помощь! Еще вина, Крозье. – Лакей наполнил оловянную чашу бренди из кувшина и поднес ее к губам Ингльборо. – Спасибо тебе.
Он пригвоздил Квайра взглядом.
– Я внес свою лепту в строительство нового Альбиона, как вы знаете. Я нарушал избранные мной верования раз или два, ради Королевы – дабы защитить Державу. И я стану защищать Державу от любого врага.
– Как и мы все, я полагаю. Я неизменно служил интересам Королевы.
– Поистине?
Капитан Квайр поднес палец к приподнятой губе.
– Что ж, сир, уместно ли будет сказать, что я совершал поступки, о коих другие сообщали, что те в интересах Королевы?