Выйдя к коновязи, они с любопытством оглядели выстроенных перед ними в ряд одиннадцать юношей. Те стояли без поясов и шапок, руки их были стянуты назад волосяными веревками. У некоторых были порваны рукава и воротники овчинных дэгэлов, на лицах синели ссадины и кровоподтеки – видно было, что не обошлось без потасовки. Понуро опустив головы, они отрешенно смотрели в снег.
У айла собралась толпа жителей куреня – в основном, женщины и старики. С застывшим отчаянием на лицах, они безмолвно выжидали решения нойонов. У женщин болезненно кривились лица, многие украдкой смахивали слезы со щек, зажимая ладонями рты, чтобы не зареветь.
Вокруг густым роем маячили молодые конные борджигины. Среди них выделялись безусые юноши, впервые вышедшие в поход. Они с затаенным любопытством смотрели на происходящее, ожидая расправу над вражескими юношами – своими сверстниками. Те, что постарше, равнодушно разглядывали пленных, изредка улыбались и пересмеивались между собой. Некоторые уже поигрывали оружием, нарочито показывая, что готовы по первому слову нойонов пустить их в ход – натягивали тетивы на луках, пробуя упругость, прикладывали к ним стрелы, размахивали саблями, разминаясь, поблескивая на солнце отточенными клинками.
Алтан медленно прошел вдоль короткого строя джелаирских юношей, зло кривя губы, холодным взором оглядел их.
– Что, не хотите жить с кият-борджигинами? – спросил он и с недобрым смешком оглянулся на Бури Бухэ. – Смотри-ка на них, не хотят они с нами жить. И что нам теперь делать с ними?
– Перебить всех! – решительно махнул рукой Бури Бухэ. – Чтобы другие знали, как убегать от нас.
В толпе услышали его слова, оттуда с ревом и воем выбежали сначала двое, а за ними и другие – всего полтора десятка женщин, с согнутыми спинами бросились в ноги к нойонам, пали на колени, хватаясь за гутулы.
– Пощадите их, пожалейте!.. – закричали, рыдая, протягивая к ним руки. – Глупые они, ума еще нет…
– А ну, тихо! – разъяренно крикнул на них Алтан, и те мгновенно смолкли, руками сжимая трясущиеся губы. – Голова заболела от вашего крика. Глупые, говорите? Да, видно, что глупые они у вас, но такие нам не нужны. По глупости они немало хлопот могут нам принести и потому пусть лучше сейчас уходят к предкам. Теперь только там их место.
– Убить всех, чтоб неповадно было! – решительно подтвердил Бури Бухэ, непримиримым взором поводя по сторонам, и обернулся к своим борджигинским юношам: – Эй, где вы там бродите, подъезжайте поближе. Уберите луки и возьмите копья.
Толпа обреченно смолкла, стало тихо. Слышно было, как под порывом ветра глухо хлопнул край войлока на ближней юрте, да где-то далеко, за юртами взвыла собака и тут же смолкла.
Борджигинские юноши, разобравшись в ряд, держа наготове короткие копья для метания, с холодными, сосредоточенными лицами выбирали себе жертвы. Некоторые из них широко взмахивали руками, прицеливаясь, готовясь бросать. Перед ними, замерев, едва дыша, стояли уже готовые к смерти джелаирские юноши.
– Этому я печень пробью – говорил один борджигинский юноша с правого края, обращаясь другому, – поспорим?
– В печень кто не сможет? – отвечал тот. – Поспорим лучше, что я своему в правую почку попаду.
– Если попадешь, получишь от меня три стрелы, нет – отдашь мне свои три. Ладно?
– Ладно.
– Приготовились? – Алтан оглянулся на них, поднял левую руку. – Все разом…
В наступившей тишине вновь завыли, зарыдали джелаирские женщины, ожидая непоправимого.
– А ну, подожди-ка, – остановил его вдруг Бури Бухэ.
Его рассеянный, равнодушный взгляд вдруг привлек один из связанных юношей. Тот стоял вторым с правого края. Будто не видя перед собой борджигинских воинов, уже заносивших свои копья, он пристальным взором смотрел на Бури Бухэ, смерив его с головы до ног. Так человек мимоходом, заметив что-то любопытное, бросает на него последний взгляд, чтобы запомнить и пройти дальше. Беспечный перед самой смертью вид его резко отличался от других, с посеревшими лицами и потухшими глазами уткнувшихся вниз.
Бури Бухэ качнулся, тронувшись с места, и, изумленно уставившись на парня, медленно подошел к нему. Спросил:
– Ты что так смотришь на меня?
Тот, не отводя взгляда, пожал плечами:
– Смотрю, пока видят глаза.
– Ты что, совсем не боишься смерти? – спросил Бури Бухэ.
Все так же спокойно парень ответил:
– А чего же ее бояться? Что смерть?.. Кто не умрет?.. Все в свое время умрут, и вы все умрете, ведь я верно говорю?.. А смотрю я на вас потому, что давно еще слышал, будто вы непревзойденный борец.
Бури Бухэ недоуменно покрутил головой, раздумывая над услышанным. Спокойный и рассудительный голос обреченного юноши удивил его, пробудил в нем что-то, похожее на уважение.
– Давно я не встречал таких людей, – сказал он и снова удивленно взглянул на него. – Неужели совсем не боишься смерти?
– Совсем не боюсь.
– Да ты, я вижу, истинный мужчина! – воскликнул Бури Бухэ, оглядывая его со всех сторон, будто узрел хорошего коня.
Вдруг раздобрившись – видно, от чаши крепкой арзы, принятой на похмельную голову, – он уже забыл о недавнем решении казнить юношей и теперь, не жалея похвалы, высказывал свое одобрение:
– Правильно делаешь! Что смерть? Для мужчины самое главное – ничего не бояться! А может, ты еще и борешься, а?
– Да, я борюсь.
– Ну-ка, ну-ка, – Бури Бухэ еще больше потеплел взглядом, будто встретил своего, – а я давно ищу хорошего борца.
– А не хотите ли со мной побороться? – вдруг горделиво подбоченившись и глядя искоса, спросил юноша.
Бури Бухэ опешенно уставился на него. Потом он оглянулся на Алтана, со стороны внимавшего их разговору, и расхохотался.
– Вот этот парень мне нравится! По-нашему держит себя, по-борцовски! А как тебя зовут?
– Мухали.
– Выходит, ты хочешь со мной побороться?
– А почему бы напоследок не побаловаться? Могу и побороться.
– А если я тебе хребет сломаю?
– Каждый борец, выходя в круг, должен быть готов к этому.
– Значит, хочешь умереть с честью, в борьбе?
– Да.
– Истинный мужчина! – Бури Бухэ крепко хлопнул его по плечу и снова оглянулся на Алтана. – Видел, какой молодец? – Он обернулся к юноше, лукаво подмигнул. – Ну что, выйдем в круг?
– Я готов, – ответил тот.
Бури Бухэ крикнул своим нукерам:
– А ну, развяжите его! – он широко улыбнулся и долгим, испытующим взглядом посмотрел ему в глаза.
Один из воинов передал свое копье другому, подошел и рывком сдернул крепкий узел на руках юноши, размотал веревку. Тот потер затекшие руки, снял с себя овчинный дэгэл, бросил на снег. Оказавшись в ягнячьей рубахе, он резво покрутил налево и направо своим крепким, широкоплечим и тонким в поясе туловищем. Смуглое, юношески гладкое лицо его теперь было строго сосредоточенно – тонкие черные брови сдвинулись вместе, и на чистом лбу поперек переносицы пролегла маленькая морщина.