«Хорошее начало, – отметил про себя Тэмуджин, проезжая по куреню, – меня как будто уже во всем ханстве знают и встречают как своего. Не иначе, сам хан так распорядился…».

В огромном кереитском курене было так же шумно и многолюдно, как и в прошлый их приезд. Как и тогда, было видно много людей благородного вида, разодетых в пышные шелка и бархат. Степенные, с достойными лицами, эти люди безмятежно ходили между юртами, кучками стояли на открытых местах, неторопливо беседовали. Тут и там слышался беспечный мальчишеский смех.

Проезжая мимо одной большой юрты из белого войлока, Тэмуджин услышал переливчатые звуки нескольких хуров, и вперемешку с ними раздавался тонкий, словно от серебряных шаманских подвесок, приятный звон. Звуки то чередовались, то сливались в одну общую струю и шли так стройно и согласно, что Тэмуджин, на мгновенье забыв о своих тяжелых думах, прислушался к завораживающим переливам, ощущая в себе какие-то неведомые, легкие и светлые чувства. Звуки так и струились безудержно и вольно, как струится звон ледяного горного ручья сквозь пение лесных птиц. Хотелось остановиться и послушать еще, но Тэмуджин не натянул поводьев, с сожалением отдаляясь от юрты, продолжал путь.

Не поворачивая головы, одними глазами незаметно кося по сторонам, он осматривал главный курень кереитов, примечая во всем признаки благополучия. Не было здесь и намека на войну, на страх и опасность; степенно текла мирная жизнь, давно позабытая в монгольских куренях.

Тогорила уже предупредили о нем, и он сам вышел встречать гостя. Быстро выйдя из юрты, он встревоженным взглядом окинул Тэмуджина и, увидев его почтительную улыбку, успокоенно кивнул, приветствуя.

Тэмуджин, чувствуя радушный прием, сошел с коня и, кланяясь, облегченно вздохнул про себя.

– Ну, как у тебя в семье, все благополучно? – спрашивал Тогорил, подходя и беря его за руки. – А я уже подумал было, что беда случилась.

– В семье все хорошо, западные боги присматривают за нами, – промолвил Тэмуджин. – Но неспокойно в племени…

– Ну, главное, что в семье хорошо, – Тогорил сдвинул его лисью шапку назад и по-отцовски поцеловал в голову. – Об остальном поговорим. Ну, пойдем в дом.

Боорчи и двоих их спутников ханские слуги увели куда-то в сторону. Тэмуджин вместе с Тогорилом прошел в большую юрту.

– Вижу, вижу отцовского сына, – усаживаясь, улыбался Тогорил и указывал ему рукой, чтобы садился, – и Есугей был такой же непоседливый… Знаю, что у вас идет война между своими. Однако, ведь ты их не остановишь, значит, всему свое время. Ну, рассказывай, что тебя привело на этот раз, что у тебя нового?

Волнуясь и сдерживая себя, Тэмуджин рассказал.

– Если джадаранский улус не будет в одних руках, он скоро рассеется и тогда всем керуленским монголам придет конец, – говорил он, – борджигины их перебьют, а там и войско моего отца захватят… Это одно, а другое то, что в будущем я рассчитывал на анду Джамуху, что он будет держать всех керуленских в своих руках и будет моим союзником, а теперь, если он останется без улуса, сила джадаранов разойдется по чужим владениям и надеяться мне там будет не на кого…

Тогорил, внимательно выслушав, движением руки остановил его.

– Я тебя понял, – сказал он. – Ты прав, надо вернуть улус Джамухе. Раз он твой анда, значит, он и мне не чужой человек.

– Благодарю вас! – порывисто сказал Тэмуджин и прижал руку к сердцу. – Я верил, что вы мне поможете и надеялся только на вас.

Он разом почувствовал огромное облегчение, словно тяжелая канга свалилась с плеч – как когда-то после тайчиутского плена. Освободившись от сомнений и тревог последних дней, он тут же почувствовал, как сильно устал. Бессильно опустив плечи, он теперь прислушивался к тому, как у него ноет шея и трудно ей удерживать голову. Вмиг отяжелели веки, его неодолимо клонило ко сну.

Тогорил, присмотревшись к нему, увидел, что с ним творится и, понимающе улыбнувшись, махнул рукой:

– Я тут сам подумаю обо всем, а ты иди отдыхать.

Тэмуджин неловко улыбнулся, стыдясь своей слабости, но, не в силах больше владеть собой, с трудом поднялся и, через силу поклонившись, на нетвердых ногах направился к выходу.

Его привели в гостевую юрту, где уже отдыхал Боорчи. Двух других воинов не было. Боорчи спал, лежа ничком на мягком войлоке и не проснулся, когда вошел Тэмуджин. Мельком взглянув на него, Тэмуджин свалился у стены и тут же, словно конским арканом, затянуло его в глубокий, вяжущий сон.

XXVIII

Проводив Тэмуджина, Тогорил долго сидел неподвижно, глядя в огонь очага, кутаясь в наброшенный на плечи ягнячий халат. Думал о сыне покойного анды, не веря только что увиденной им остроте ума и дальновидности юноши.

«Безошибочно чует, словно он уже матерый зверь, когда нужно не ждать, а броситься и вмешаться в дело, – изумленно восхищался он, ощущая в себе теплые, почти отцовские чувства к нему. – И в прошлый раз удивил меня: прошел такие испытания, и голод, и одиночество, и плен, но выжил, да еще и невесту смог забрать… и брата убил в такие-то годы! – значит, уже понимает, что нужно делать, чтобы в будущем не иметь лишнего соперника… а это нелегко, очень нелегко убить брата…».

Тогорил невольно вспомнил о том, чего не любил вспоминать, – как он сам в одну ночь расправился с двумя своими младшими братьями, удавив их волосяным арканом, когда понял, что те не повинуются ему. Было это давно. После смерти их отца, Хурчахус-Буюруг-хана, в улусе начались смуты, дядья стали натравливать против него младших братьев, и пришлось ему двоих самых ретивых отправить к предкам. Однако другой брат, Эрхэ Хара, которого он считал своим сторонником, вдруг испугался чего-то и убежал к найманам. Снюхался с ними и договорился, чтобы те посадили его на отцовский трон, – видно, пообещал им немалые куски от ханства.

Найманы пришли пятидесятитысячным войском, захватили все западные земли, а самого Тогорила разбили в главном сражении. С остатками войска Тогорил отступил на восток, оставив земли своего владения. То были дни, когда он уже не надеялся вернуть отцовский трон. Встав вблизи от верховий Керулена, он решил сделать последнюю попытку собрать силы и обратился за помощью к монгольским нойонам.

На клич его отозвался один лишь молодой Есугей. Пятнадцать тысяч отборных воинов, обученных в татарской войне, привел он с собой. У самого Тогорила оставалась лишь половина тумэна – остальные погибли или разбежались. С этими объединенными силами в двадцать тысяч воинов они и ударили по не ожидавшим такого поворота найманам.

У найманов, по расчетам Тогорила, оставалось около сорока с лишним тысяч всадников, но они уже не ожидали от поверженных кереитов большого сопротивления, раздробили свое войско по всему его ханству и занимались грабежом, уводя скот и людей. В это-то время и ударили по ним Тогорил и Есугей. Настигая их отряды в степи, и истребляя один за другим, они погнали врагов на запад. Когда найманы опомнились, было уже поздно.